Валдис Затлерс: «Приглашаю русских к диалогу на равных» 22

С какой целью вы решили обратиться к русскоязычной аудитории?

Скажу честно: приступая к написанию мемуаров, я не собирался переводить их на русский язык. Тогда мне казалось, что для русскоязычных читателей нужно написать отдельную книгу — книгу о русских в моей жизни. Но как только латышское издание "Кто есть я" увидело свет, стало понятно, что жизнь нельзя разделить на две части. Раздвоение сознания — это признак своеобразного недуга.

Что именно вы хотели сказать своей книгой?

Во-первых, с ее помощью я хочу сломать стену недоверия и непонимания, которая иногда по-прежнему вырастает между нами. Вторая цель — поддержать самосознание латвийского народа, напомнить, какую роль государство играет в жизни каждого человека, зачем нужны гимн и флаг, что каждый из нас может сделать во благо своей страны. Для русскоязычных Латвии такие понятия, как самосознание и принадлежность к государству, не менее актуальны, чем для латышей. Мы видим, что происходит на Украине и в Сирии, и в этот момент нам как никогда важно быть вместе, а не сторониться друг друга.

Но вы сами, будучи президентом, русскоязычных однажды оттолкнули − своим отказом общаться на русском в СМИ.

Я совершенно не хотел никого отталкивать. Наоборот, я всегда повторял, что все живущие в Латвии — латыши, русские, евреи, украинцы, поляки — они все мой народ. Мое решение не использовать русский язык в интервью прессе было мотивировано исключительно желанием укрепить роль государства в сознании людей. Я изучал практику других стран, и практически везде главы государств для публичных выступлений в стране используют государственный язык. И, кстати, мало кто заметил, но вместе с русским я прекратил тогда использовать в интервью и английский язык.

Почему роль государственного языка так важна?

Язык — это то, что отличает государство. Я помню, как однажды в Берлине оказался за одним столом вместе с президентами Кипра, Чехии, Финляндии, Германии и России. Неожиданно выяснилось, что мы все на разных уровнях владеем русским языком и в один момент в шутливой форме даже начали общаться между собой по-русски. Но как только разговор перешел на серьезные темы, Ангела Меркель тут же подозвала своего переводчика и начала говорить исключительно на немецком. Как лидер страны она хотела отожествлять себя со своим государственным языком.

Но между интервью местной газете и выступлением на международном форуме все-таки есть отличия. И именно поэтому многие русскоязычные Латвии обиделись на вас. Вы никогда не жалели о своем решении?

Нет. У меня не было злого умысла. На улице и в повседневной жизни я продолжал общаться с людьми на том языке, на каком они ко мне обращались. Было ли это решение стопроцентно правильным? Думаю, что нет. Возможно, я мог поступить как-то сердечнее. Но тут, видимо, не последнюю роль сыграли и русскоязычные СМИ — вместо того, чтоб искать точки пересечения, некоторые журналисты сознательно шли на провокации.

Вторая претензия, которую вам предъявляют в русскоязычном сообществе, − отсутствие русских во власти. Вы стали первым лидером правящей партии, кто публично заявил о необходимости пригласить в правительство "Центр согласия", но до конкретного результата инициативу не довели. Почему?

Я действительно был первым и единственным, кто предпринял такую попытку. Я был готов и не жалею об этом. Даже несмотря на то, что эта история потом негативно повлияла на всю мою политическую карьеру. На меня обиделись с обеих сторон…

А почему не получилось? Вы испугались?

Я − нет. Испугалось "Единство". Они не были готовы, они боялись раскола своей партии. Я тоже сильно рисковал — в Партии реформ голоса тогда разделились 50 на 50. Но я и сегодня считаю, что двигался в правильном направлении. У нас была уникальная возможность перестроить всю политическую систему. Однако для этого требовались и усилия со стороны "Центра согласия". Ушаков предлагал создать коалицию на двоих, но это было бы самоубийством. В "Центре согласия" было двое из партии Рубикса, а во фракции Партии реформ — двое, у которых в период советской власти были реальные основания опасаться за свою жизнь. Нельзя было надеяться, что они сработаются в одной команде. Мы бы тут же потеряли часть голосов. А для того, чтоб сформировать более широкую коалицию с участием ЦС, Ушакову требовалось проявлять больше активности, а не ждать, пока Партия реформ обо всем договорится и предложит ему въехать в правительство на белом коне.

Но Ушаков ведь тогда же признал на закрытом дипломатическом ужине факт оккупации.

Да. Это был большой шаг вперед. И думаю, если бы потом "ЦС" не занял позу обиженной дамы, то у них был бы шанс войти в коалицию позже.

Что стало преградой? Участие Ушакова в сборе подписей за проведение референдума о втором госязыке?

Это, и, конечно, непонятная позиция по Украине. Крым вызвал у латышей очень болезненную ассоциацию с сороковыми годами. "Центр согласия" должен это понимать.

Неужели, если бы Ушаков официально признал факт незаконного захвата Крыма, "согласистов" сразу бы позвали в Кабмин?

Я не хочу гадать, что было бы, если бы. Но для Латвии очень важно иметь четкую линию во внешней политике. Мы маленькая страна, и наш успех целиком зависит от нашей предсказуемости в глазах России и Запада. Мы выступаем за добрососедские отношения, но мы никогда не будем поддерживать агрессивную военную политику и включение территорий соседних стран в территорию РФ. В ситуации с Крымом было слишком много тревожных совпадений: захват территории, присутствие чужой армии, ультиматум, нарушение международного права. У латышей сразу возникли аналогии с советской оккупацией 1940 года.

Латвийско-российские отношения могут вернуться в тот формат, каким он был во время вашего официального визита в Москву в 2009-м?

Я действительно очень горд тем, что сделал тогда. Наши отношения тогда очень улучшились. И причиной тому была не латвийская сторона. Сейчас ситуация другая. Налаживать сотрудничество с Латвией не входит в список приоритетов внешней политики России, поэтому надо просто терпеливо ждать − не строить из России врага, но и не закрывать глаза на то, что происходило в Грузии, Крыму, на Донбассе. С этим нельзя не считаться. Это реальные войны, которые унесли человеческие жизни.

Но вы ведь понимаете, что для русскоязычных Латвии Россия никогда не будет просто одной из стран на карте. У многих там живут родственники, друзья, до начала санкций латвийские бизнесмены активно сотрудничали с россиянами…

Мы не должны видеть в России врага — Латвия не ищет себе врагов. И когда на Западе спрашивают мою оценку политики санкций, я всегда отвечаю: даже применяя к стране механизмы экономической блокады, не нужно быть по отношению к ней высокомерным. Русским не нравится высокомерие. Но настороженность — это иное. Мы должны защищать то, что нам дорого.

А как можно на практике совместить эти две цели, сохранив доверие местных русскоязычных?

Есть немало исследований, которые доказывают, что у русских, живущих в Латвии, и латышей одинаковые моральные ценности. Конечно, Крым внес смятение в латвийское общество. И я уверен, что добиться доверия латвийских русских можно только одним путем — гарантировать им демократию, свободу слова, право на ведение бизнеса, право на образование, культуру, защиту их СМИ. Если мы начнем переделывать Латвию в тенденциозное государство, то тут же проиграем. Мы станем похожими на Россию, а нужно, чтобы каждый русскоязычный Латвии отчетливо видел, какие преимущества он получает, живя в свободной, демократической, европейской стране.

Почему ж тогда на практике мы видим только последовательное движение в сторону национального государства и этнической розни? В преамбулу к Конституции вписали формулировку про "латышскую нацию", правящие партии возражают против приезда беженцев из мусульманских стран. Может, политической элите просто выгодно иметь разрозненное общество?

Это выгодно неталантливым политикам. Надо понимать, что национальное государство — это государство нации, то есть не одной этнической группы, а целого народа. Запись в паспорте — это принадлежность к государству, а не к этнической группе.

Но зачем нужна такая преамбула? Она разве улучшила текст Сатверсме?

Конституция не стала ни хуже, ни лучше. Преамбула — часть Конституции, которая объясняет прошлое. Если Путин говорит, что Украина — это "искусственное государство", которое можно разделить, то нам для собственной безопасности, видимо, лучше вписать в Конституцию, что Латвия создана как единое, независимое государство, которое принадлежит своему народу.

Почему для латышей это так важно?

Исторические пробелы надо заполнить. Люди не могут смотреть вперед, пока они не пережили прошлое. В Первой мировой войне латыши добровольно сражались на стороне царской России, потому что до этого были столетия правления немецких баронов. Но 40-й год все перевернул. И тут были и страх, и обида, и разочарование. Преамбула — это прошлое. А вот что писать на новом листе — это уже тот вопрос, который нужно решать нам всем.

Каким вы видите будущее Латвии — как моноэтническое общество с редкими исключениями или как совокупность разных национальностей, языков, религий, культур?

Есть два четких критерия принадлежности к Латвии − гражданство и латышский язык. А какие народы тут будут жить, носители каких культур или религий, это уже не важно. На мой взгляд, сейчас самый лучший момент, чтобы подумать, каким будет будущее Латвии и что каждый из нас может сделать для него. Именно этот призыв и есть главная идея моей книги. Я писал честно и допускаю, что для русскоязычных читателей какие-то мои оценки и комментарии будут неприемлемы. Но это нормально. Я не пытался понравиться русским, я приглашаю их к диалогу на равных. Ведь у нас одна цель — благополучие нашей страны. Нам не нужно прятаться за стереотипами и бояться обсуждать сложные темы. Чтобы тебе поверили, надо говорить открыто.