Латвия: всученная свобода или А вас, Дзинтарс, я попрошу остаться 15

Памфлет

Латвийский народ должен быть как дерево с глубокими корнями, а не бревном без прошлого и будущего. Такое мнение в интервью Latvijas Āvize выразил лидер Национального объединения «Visu Latvijai!»-TB/LNNK Райвис Дзинтарс.

И далее о системе образования с переходом в некие «универсальные навыки», которые полезны молодежи в будущем, мол, «современной молодежи сейчас сложно понять и осознать, чего стоит свобода». Лично я ни черта не понял: корни, дерево, цена свободы, которую современная молодежь, в отличие от него, Дзинтарса, совсем не ценит. Не ценит настолько, что считает Латвию не матерью своей, а мачехой — натурально недоволен г-н Дзинттарс наблюдать этакое буквально повальное бегство любимой молодежи за бугор! Прямо слышится: налоги кто платить будет?! Мы же, типа, одна большая семья!

Кино и немцы

Так и не понял я, что человек хотел до этой самой молодежи донести. О каких ценностях, о какой свободе речь? Если мыслить по-семейному, то свобода говорить что хочешь и делать что хочешь — возможна только при разводе. То, что Райвис со своими братьями по разуму и делал на протяжении всех этих лет и чего — таки добился.

И включил я телевизор. Решил: сбить надо нехороший настрой. А там «Семнадцать мгновений весны», 11 серию показывают. Я первые десять уж давно как смотрел, но наизусть многое помню. Люблю такое кино. Там враг, тут наши. И что важно — враг совсем не дурак, как в жизни, в общем.

Смотрю и замечаю, что ту германскую человечески ненавистническую политику с нынешней, нашей, невольно сравниваю. И там, и там националисты. Там евреев недолюдьми чтили, у нас — русских. Это ведь из этого кино: «Маленькая ложь рождает большое недоверие». А после того как меня в 90-х лишили гражданства, при том всем, что я полноценного гражданина этой стране лично сотворил, не доверяю я как-то этой власти.

Смотрю кино, а сам думаю, ну как это понять: латвийский народ должен быть как дерево с глубокими корнями, а не как бревно без прошлого и будущего. Но ведь до 91-го года Латвия действительно была всем мать. Это после пустилась во все тяжкие: сначала «приемных», вроде меня, по миру, затем, когда вошла во вкус — «свои» уже сами в бега пустились.

«Ясность — это одна из форм полного тумана»

Что я тут не то сказал? Если копать до корней, то была Латвия в Российской империи. Аграрная реформа в Лифляндии (1849 год) отменила барщину и выделила лично свободным крестьянам 80 % пахотной земли! Потому как только за 50 лет ХIХ века из Латвии в Россию сбежали 300 тысяч человек (15,5 % населения). Особенно массовым было бегство крестьян из Латгалии. К миграции крестьян подталкивало безземелье, хотя остзейское дворянство (кстати, немцы) противилось исходу и как могло очерняло жизнь в России.

При Советах население росло, сейчас, это уже просто факт — Латвия вымирает! Так кто, блин, корни подпилил?! Почему на прилавках масло импортное? Что, блин, с той, дареной, пахотной землей стало? Как можно дожить до жизни такой, когда при тенденции большей смертности против рождаемости, в центре города некуда ступить, чтоб ни наступить на «чужое»! А где мое?! Где даже не мое, а нечто под брендом «Маде ин Латвия»?! Чтоб этим можно было гордиться? Где люди, с кого можно брать пример?

Вот оно, официальное лицо Латвии. Женское, материнское — лицо председателя Сейма Инары Мурниеце. Казалось бы, кто как ни женщина скажет правду своим сыновьям. И говорит это лицо, и понимаем мы откуда ноги, в смысле, «корни» растут. «Январские баррикады 1991-го яснее всего подтвердили волю народа к восстановлению своего государства… ибо свидетельствовали о храбрости, отваге и сплоченности людей. Во время баррикад мы стали решительными, пропал страх». Вот так. Предали сотни тысяч людей… и пропал страх. И гребут себе, не зная корней, неведомо куда — без страха и упрека.

Без страха и упрека

Говорят, у войны не женское лицо. Да, но наши женщины-политики мыслят своими, только им доступными категориями. Невдомек этим женским лицам, что отрубив старые корни, новые не приклеишь! Как будто ни разу не задумывались наши спикеры (последние были женщинами), что такой как сейчас убийственный спад рождаемости был только во время последней страшной войны. Если январские баррикады 1991 года — «один из важнейших дорожных знаков нашей государственной независимости», то «они яснее всего подтвердили» не как «восстановить свое государство», а как его можно угробить в исторически короткий срок — за одно поколение! А ведь не руби «старые корни» — пошла бы история по другому пути.

Сегодня, благодаря неким «универсальным навыкам», каждый пятый в Латвии за чертой бедности! И латыши, и русские. Покончив с корнями, все эти годы мы воюем с образованием! А что у нас с медициной? Та же картина: решили пресечь это «баловство»… на корню! Половина респондентов, независимо от национальности, заявляют, что даже не рассчитывают дожить до пенсионного возраста. Не рассчитывают — и все! Не заложены в их семейный бюджеты по истечению шестидесяти пяти лет ни круизы по Средиземноморью, ни лечебные ванны, на худой конец, в юрмальских санаториях. Денег нет! Все смотрят в сторону забора, не того, за коими латвийская элита живет, а того забора, за которым начинается вечный приют. А что еще остается? У одних, пообещав, отобрали гражданство, у других — квартиры, у третьих украли стаж. О каком доверии к такому государству можно говорить? В таких экономических условиях место оставшимся в живых одно: на кладбище! Остается думать о Боге.

«Они все фантазеры, наши шефы. Им можно фантазировать, у них нет конкретной работы. А давать руководящие указания может даже дрессированная шимпанзе в цирке»

О каких корнях говорит человек, какие такие «универсальные навыки» прививает он, Райвис Дзинтарс, молодежи, которые будут «полезны молодежи в будущем»? По мне так ответ очевиден: уехав за кордон, создав свою семью, молодой человек, как страшный сон, видит перспективу возвращения на Родину! Он свои на чужбине пустит корни, потому как болтовня латвийских политиков идет вразрез его жизненному опыту, опыту — уже сотен тысяч его сверстников! И все равно куда бежать — в Россию или Европу, потому как с прививкой от кори им, тридцатилетним, эти самые дзинтарсы привили свои «универсальные навыки». Иногда хочется слушать шум прибоя, а не подсчитывать ежедневно на калькуляторе цену всученной им, непонятной им свободы.

Казалось бы, в прошлом учитель истории, журналист — он, Райвис Дзинтарс, как никто должен понимать, что переписка истории — путь в никуда. Где его корни? Был же и он когда-то маленьким… Или не был? Был. Сам пишет: «В советское время я был маленьким. Например, я помню, что нам с бабушкой часами приходилось стоять в очереди за продуктами, так как в любой момент они могли закончиться. И заканчивались, потому что часто отдавалось предпочтение коммунистам, которые размахивали своим билетом. Конечно, в шесть лет я не был политологом, но довольно хорошо понимал, что латыши не являются хозяевами на своей земле, а наш язык называли “собачьим языком”».

Типичный латвийский политик. Коммунист, размахивающий (неважно где) своим партбилетом, лишился бы его на следующий день! Именно. Как в известном анекдоте: «За это, батюшка, можно и партбилет на стол положить!» Про «собачий язык» вообще бред, если только сам маленький Дзинтарс в детстве ни шепелявил. Ни один латыш из моих друзей мне в жизни на свое детство не жаловался. Ни один! И колбасу (настоящую) они в детстве ели, пусть не каждый день (вредно). И летом в детских лагерях отдыхали, и из квартиры их семьи не выселяли, и в университетах они могли все бесплатно учиться. Власть не любили, анекдоты травили? А кто ее когда любил? Но факт: людей по сортам никто не делил!

Это мы здесь, они уже «там»

Беда прямо с этими политиками. То ли у них особенная наследственность, то ли детство все поголовно пережили тяжелое. Упорно ищут какие-то корни! Целое поколение уже выросло, все никак не могут найти! Может, корни есть просто преемственность поколений? Учительница любимая была? Вечное, доброе прививала? Или все десять учебных лет за колбасой стояли?! Бедолага Буратино уж насколько чурка, в смысле, обрубок: и родословная деревянная — корнями в землю, и школу тоже прогуливал, и страну Дураков тоже искал, — и тот приемного папу Карло любил. Откуда такая ущербность: да, стояли все в очередях — и что, больше вспомнить нечего?

«Трудно стало работать. Развелось много идиотов, говорящих правильные слова»

Помимо того, что человек оголтело лжет (в номенклатуре были в основном латыши), он уже верит в  собственную ложь. Все было плохо! И все кино!

Так вот, о кино. Смотрю я хорошее кино о семнадцати “Мгновений”, а там на экране Мюллер, который говорит Штирлицу, что он старый, усталый человек, который хочет спокойно дожить свои годы на маленькой ферме с голубым бассейном. «И ради этого, — говорит, — я готов сейчас поиграть в активность...»

И вижу я. Да. Так и будет! В годе так 2038-ом некто седовласый, но еще спортивного вида Райвис Дзинтарс в каком-нибудь Фра́нкфурте-на-Ма́йне, на своей ферме, засунув ножки в бассейн, будет отвечать на вопрос, что он, как бывший лидер партии националистического толка, может сказать по поводу безвременной кончины своей маленькой страны, на территории которой, как раз сегодня решено сделать одну гигантскую свалку. «Начните с того, — попросят его, — как население Латвии начало таять на глазах после вхождения в ЕС...»

И смотрю я кино и вижу, что вздыхает еще моложаво выглядящий Райвис… и вдруг как гаркнет: «Мне лучше знать, с чего начинать! Молодые, горячие мы желали только процветания своей Родине! Те, кому сейчас десять, двадцать, сорок, шестьдесят — не нужны ни мы, ни наши идеи; они не простят нам голода и разрухи! Но есть еще младенцы! Те, кто сейчас еще ничего не смыслят, будут говорить о нас, как о легенде! Как только где-нибудь вместо «Гутэн так!» произнесут «Лабдиен!» в чей-то персональный адрес — знайте, там нас ждут, оттуда мы начнем свое великое возрождение...» И пойдет себе, напевая «Кур ту теци», думая про себя: «Научились в своих университетах улыбаться и говорить по-французски. А я до сих пор не знаю, как надо есть яблоко — резать его, или есть так, как принято у меня дома: целиком. С косточкой».

И кончилось кино. И подумал я: это мы здесь, они все давно уже там…

И выключил я телевизор.