Способствует ли школьное обучение взрослению детей? 13

Сказывалось это все на дальнейшем жизненном пути молодых людей. В центре споров, конечно же, мнение об учителях – для кого-то (из родителей и учеников) хороших, для кого-то плохих. Принципиально не участвуя в публичном ранжировании учителей, приведу случай из школьной практики моего сына, который вдруг припомнился в процессе обсуждения. Полагаю, он многое объясняет.

Возможно ли учиться в школе?

«А где же еще?», - может в недоумении пожать плечами читатель. Для тех, кому покажется странной и неуместной такая постановка вопроса, переиначу его: «Набираются ли учащиеся в школе ума?». Хотя вполне уместно этот вопрос еще более конкретизировать: «Способствует ли школьное обучение развитию детей?». А уж окончательную формулировку вопроса я предложу читателям после изложения материала. Естественно, они будут вправе ее принять или отвергнуть. Хотя ладно – оставлю эти игрища – и не буду испытывать ваше терпение, вопрос такой: «Позволяют ли организаторы школьного обучения учителям учить (в правильном значении этого слова) наших детей?». И тогда встает вопрос о взрослости (зрелости) самих учителей, а вот об организаторах я лучше предусмотрительно и глубокомысленно промолчу …

О том, что образовательная система стремится наших детей «конфисковать» и не дать им развиться в полноценных взрослых, многим стало понятно довольно давно – и этот случай тому подтверждение.

В 1997 году мой сын Петр сдал экзамены за девятый класс, и я отправился в школу № 9 г. Даугавпилса, чтобы ознакомиться с его сочинением «Мой любимый литературный герой». К удивлению, директор школы отказалась предоставить на полчаса сочинение, заявив: «Никогда у нас родители не просят сочинений своих детей, вам мы его тоже не дадим». Конечно, это был не аргумент, и я написал прошение на имя руководителя, в то время возглавлявшего городскую школьную управу (фото прилагается). Через несколько дней инспектор (кажется, по фамилии Иванова) вызвала меня в Управление, где в присутствии трех учителей из 9 школы, сочинение сына предоставили. Мне хватило полчаса, чтобы его прочитать и сделать кое-какие выписки. Когда я уходил, учителя высказали мне претензии: «А нас зачем сюда вызывали?», я пожал плечами: «Вопрос не ко мне, я вас не приглашал».

Можно ли не работать над ошибками?

Оказалось, что любимым литературным героем моего сына был семнадцатилетний Холден Колфилд из романа Джерома Сэлинджера «Над пропастью во ржи» - поправляющийся в пансионате выгнанный из нескольких школ двоечник, по мнению некоторых - классический «мудак», регулярно совершающий странные поступки, а на самом деле – искренний, добрый и неприкаянный подросток, которого взрослые отказывались понимать. Мне сочинения Петра не понравилось – это была отписка, халтура. Не помню, как конкретно (столько времени прошло!), но я высказал ему свое неудовольствие, указал и на ошибки – в пунктуации и грамматике. Где-то недельки через две он мне принес новый вариант сочинения, хотя об этом договоренности не было.

По существу, я провел со своим сыном работу над ошибками – и это для него была полноценная учеба. В данном случае, школьные работники из 9 СШ учебой моего сына не были озадачены. Занимаясь с ним и другими учащимися, они решали свои «профессиональные» дела (за которые получали деньги) – им нужна была отметка в ведомости или табеле, заимев которую, благополучно выкидывали из головы вопросы его личностного развития. Это в нашей образовательной традиции: оценив сочинение ученика (или любую другую контрольную работу) и объявив свое мнение, школьные учителя больше к этому учебному эпизоду не возвращаются, руководствуясь, видимо, пословицей: «После драки кулаками не машут» (мол, все равно отметку не исправим). Там самым оставляя учеников в неведении насчет самооценки знаний, навыков и умений, собственного развития. Рискуя быть не понятым, выскажу мнение, согласно которому учеба состоит как раз в желании исправления собственных ошибок. Не в этом ли суть совершенствования? Педагогическая практика, в которой ученические ошибки не замечаются или специально замалчиваются – сродни профессиональному преступлению. На картине нидерландского художника периода Ренессанса Питера Брейгеля Старшего «Притча о слепых», на которой изображен библейский сюжет «слепой ведет незрячего», как раз и представлен результат подобного «взаимодействия».

После того, как в 9 школу не приняли в первый класс моего третьего сына (хотя и старший Дмитрий успешно ее закончил), мы перевели Петра в Экспериментальную школу, где литературу ему преподавала Наталья Кожанова. По окончании школы он решил учиться на сценариста – этот выбор был неожиданным для всех родных.

И как у молодого человека Холдена Колфилда об одной из своих школ сложилось стойкое убеждение, что «там была одна сплошная липа», так и я после нескольких встреч с «педагогической» действительностью укрепился во мнении, что там действительно очень много фальши, притворства и показухи. Но определяющий критерий – отсутствие ответственности. Перед родителями – это точно!