Айвар Лембергс: «Для меня сейчас главное – здоровье»

Фото Мариса Дедзиньша.
Фото Мариса Дедзиньша.
Вчера мэр Вентспилса Айвар Лембергс, накануне освобожденный из тюрьмы под домашний арест, изменив декларированное место жительства, переехал из вентспилсской квартиры в загородный дом. «Час» оказался в числе тех немногих изданий, которым он согласился дать интервью.

«Многие и на свободе живут хуже»

Мы встретили Айвара Лембергса у ворот его дома. Машина с водителем, никакой полиции… В ворота заходим вместе. Заметно похудевший («На 7 килограммов, на 10 процентов»), но бодрый Лембергс здоровается с встречающими. Улыбается:

- Вот такая долгая у меня получилась командировка.

- Тяжеловато пришлось?

- Намного лучше, чем тем, кого в 41-м и 49-м годах вывозили в Сибирь. Я все-таки был в Латвии. И не в Афганистане или Ираке, где намного опаснее. А тут крыша над головой, тепло, кормят регулярно. Овощи-фрукты можно было прикупить. Тем более была жара, которую я терпеть не могу, а моя камера была на северной стороне. В молодости я мечтал об отдельном жилье, у меня долго его не было. Многие и на свободе живут хуже. Отношение руководства тюрьмы, персонала, заключенных было сочувственное. Единственное, что гнетет, – ты находишься там не по своей воле.

Цветов четыре месяца не видел, а я так зелень люблю. И, конечно, больно было, что родные, мама, за меня переживали. Родители хотят гордиться своими детьми, а как мною гордиться, если я в тюрьме и меня рисуют каким-то демоном?

«Если рассмотрение пойдет по закону, то я буду оправдан».

- Вас около суда целая делегация встречала. Кто они?

- Жители Вентспилса, рижане. Простые люди, которым от меня ничего не надо, но которые каждый раз часами ожидали решения суда в надежде, что меня отпустят. А меня все не отпускали, и я чувствовал себя виноватым перед ними, что они не могут меня встретить. Я очень им благодарен.

В тюрьме не лечат

- Выход из тюрьмы стал для вас сюрпризом?

- Полным. Это было шестое рассмотрение дела по поводу изменения меры пресечения. Конечно, исходя из моего нынешнего знания уголовного законодательства, европейских норм, касающихся прав человека, я понимал, что меня должны были выпустить. Объективных оснований держать меня за решеткой нет никаких. За те 120 дней, которые я провел в заключении, прокуратура не смогла привести ни одного факта в доказательство предположения, что я, находясь на свободе, буду мешать следствию. И это мешало мне защищать себя, ведь можно оспорить факты, но нельзя опровергнуть домыслы и предположения.

Международный суд по правам человека рассматривает много таких дел, и государство обычно их проигрывает, ведь нарушается главное право человека – право на справедливый суд. Правда, происходит это через несколько лет. И я уже начал готовиться к тому, что эта мера пресечения сохранится на весь период рассмотрения дела. И вдруг…

- А что произошло? Появились новые обстоятельства, которые суд принял во внимание?

- У меня сильно ухудшилось здоровье. И для меня это стало сюрпризом. Я думал, что полное воздержание от алкоголя, режим, отсутствие жирного и сладкого позитивно скажутся на здоровье, но получилось наоборот. Анализ крови в апреле оказался намного хуже предыдущего. Я не поверил, попросил провести повторный, и он показал новое ухудшение. Начались перебои сердца, вернулись старые проблемы со спиной. Еще семь лет назад очень хорошие врачи сказали мне: либо я буду регулярно заниматься гимнастикой, либо стану их постоянным пациентом – вплоть до операции. Я, конечно, выбрал первый вариант. Каждое утро занимался гимнастикой и чувствовал себя относительно прилично, а проблемы удавалось быстро устранить.

А в тюрьме заниматься негде. Камера – три на три метра, два шага вперед, два назад. Прогулка сначала была час в день, потом – полтора, но тоже в клетке – три на четыре метра. Мне же нужны занятия с тренажерами, желательно плавание.

В конце апреля я понял, что проблемы со здоровьем обострились, а 18 мая случилось обострение, попросил консультации врача. Тюремный медик, начальство дали добро в течение дня, а потом бумага ушла в прокуратуру, потом согласовывали время визита, так что к врачу я попал через две недели, в течение которых мучился сильными болями.

Вопрос встал так: или государство обеспечивает меня необходимыми для лечениями условиями в тюрьме, или готов ездить на 2,5 часа на тренировки в сопровождении охраны, финансируя это из своих средств. Но оказалось, нет возможности это обеспечить.

Получается, что ко мне применена не мера пресечения, а мера наказания, что противозаконно, потому что я не осужденный. А тюремная система здравоохранения предусматривает только неотложную помощь, а не плановое лечение. Это меня ужаснуло, пожалуй, более всего. И хотя правила Кабинета министров, регламентирующие порядок медицинской помощи в местах заключения, приняты недавно, они антигуманны.

- Чувствуется, вы в тюрьме много читали…

- Я углубился в международное право. И сделал вывод, что европейский и латвийский подходы к соблюдению прав человека весьма различаются. Виноваты в этом власти, которые не приводят наше законодательство в соответствие с европейским.

Уголовный процесс для нас сравнительно новое явление, но и он предусматривает максимум прав для прокуратуры, поддерживающей обвинение, и минимум прав для человека, желающего защититься, особенно в том, что касается меры пресечения.

Вот такая демократия

- Наша бывшая президент сказала, что латвийские суды предъявляют слишком строгие требования к доказательствам вины. В Канаде, например, многие дела, которые у нас тянутся годами, рассматриваются за 15 минут. Это намек на ваше дело?

- Мне трудно сказать, моя фамилия названа не была. А что касается скорого суда, то есть суд Линча, да и в Румбуле, в Бикерниекском лесу гитлеровцы вершили расправу, тратя на решение человеческой судьбы столько времени, сколько требуется, чтобы передернуть затвор автомата. Только в цивилизованных странах такие подходы не применяются.

Когда кто-то говорит, что ему все понятно в том или ином деле, тем более если этот кто-то – глава государства, то это не имеет ничего общего с демократией. И сказано это было, когда я подал апелляцию по поводу изменения меры пресечения. Это попытка влияния на суд.

- Ваше отношение к обвинениям против вас?

- Когда люди вспоминают, что 10-15 лет назад давали мне взятку и они давно находятся в конфликте со мной, проиграли мне суды или хотели, чтобы я принял решение, которое я считал неразумным или невыгодным для города, и на этом строится обвинение, то это мне напоминает 37-й год.

- То есть вы рассматриваете «дело Лембергса» как политический заказ?

- Конечно. Его заказали мои конкуренты, те силы, которые я называю политическим объединением Сороса.

- В последнее время все только и говорят о «стипендиатах Лембергса». Раскройте наконец тайну – кто в списке Лембергса?

- Нет такого списка! Вспомните, откуда пошло это выражение. Ведь его не употребляли ни президент, ни генеральный прокурор. Оно появилось в газете «Диена», прозвучало по государственному ТВ, а потом уже все подхватили без ссылок на источник, на что и был расчет.

Правда, в Вентспилсе есть свои списки «стипендиатов». Которых нет в прокуратуре. И я оглашу их поближе к выборам. Все. Больше ничего не скажу.

Было время смотреть телевизор

- В заключении вы следили за тем, что происходит в стране?

- Наконец-то у меня было время смотреть телевизор, я получил представление о передачах, в том числе и о тех, в которых я сам участвовал. Я приходил на них в качестве политика, а это, оказывается, было шоу. Ну теперь меня уже не проведешь.

- «Час» читали?

- Читал. И даже написал в редакцию два письма – одно критическое, на ваше имя. Вы так много писали о моих «стипендиатах», что я подумал, не заказ ли это. А второе письмо я адресовал вашему обозревателю, который дал удивительно глубокий и точный анализ того, что происходит в стране.

- Но мы ваших писем не получали!

- Да? Вы не первые, кто мне говорит об этом.

- Узнав о вашем освобождении, Аугуст Бригманис заявил, что будет, как прежде, с вами советоваться по политическим вопросам. Вы планируете такие консультации?

- Для меня сейчас главное – здоровье. И я никаких советов никому давать не могу. Кроме одного, который я не раз давал еще в то время, когда участвовал в заседаниях коалиционного совета. Коалиции нужно лучше готовить свои решения.

Те же самые поправки о госбезопасности, наделавшие столько шума, попали на стол правительства вместе с другими законами, которые надо было принять в порядке 81-й статьи, за полчаса до заседания. Отсюда и итог…

У нас в Вентспилсе мы решения готовим месяцами, порой годами. Потому и принимаем их быстро.

Хотя, по существу, эти поправки были правильными, ведь правительство, отвечающее за безопасность в стране, должно контролировать эту сферу. Спецслужбы не могут быть государством в государстве хотя бы потому, что они существуют за счет бюджета, а бюджетом распоряжается правительство.

Если бы городская дума, выделив средства на полицию самоуправления, не требовало отчета об их расходовании, то ее следовало бы разогнать.

Может, тут дело в том, что наши спецслужбы, особенно Бюро по защите Сатверсме, работают на спецслужбы других стран и они пожелали это скрыть? Но тогда непонятно, почему наш бюджет должен это оплачивать?

То же касается и мер по борьбе с инфляцией. Правительство многое делает для ее обуздания. Принят специальный план, но я не вижу, чтобы он был глубоко просчитан специалистами.

- Как вы прогнозируете исход своего дела?

- Он зависит от того, не подкупят ли суд, не окажут ли на него такое давление, которое он не сможет выдержать. Если рассмотрение пойдет по закону, то я буду оправдан.


Написать комментарий