Результаты ревизий Госконтроля не сходят со страниц газет и экранов телевизоров. Почти всякая проверка становится сенсацией. Потому что вскрывает новые факты злоупотреблений чиновников. Об особенностях и результатах национального аудита “Телеграф” побеседовал с главным ревизором страны Ингуной СУДРАБОЙ.
Контролер — фигура одинокая
— Госпожа Судраба, вы часто выступаете на телевидении и в прессе, без вас не обходится ни одно серьезное мероприятие в Латвии… Наверное, редко в какой стране мира государственный контролер — такая популярная фигура. Скажите, вы себя не чувствуете кинозвездой?
— Нет, ни в коем случае! Просто я всегда рада разъяснить ситуацию. Объяснить, что и почему мы делаем и как работаем. Я это понимаю так: если есть вопросы, я всегда готова на них отвечать.
— Такая раскрученность весьма пригодилась бы, если бы вы собрались делать политическую карьеру…
— Пока я не думаю о политической карьере. Я люблю делать дело профессионально и отвечать за него. Мне очень трудно отвечать коллективно и быть членом организации, с которой мое мнение не совпадает. А в политике я сегодня вижу, что большинство подчиняется меньшинству, и это меня не устраивает.
— Западные эксперты ввели в обиход термин “разворовывание государства”. Его придумали после развала Советского Союза, по всей видимости, для стран Восточной Европы. Как я понимаю, вы занимаетесь именно тем, что этому препятствуете?
— И этим в том числе. Но в первую очередь Госконтроль смотрит, чтобы соблюдались законы и деньги налогоплательщиков шли на благо общества.
— Скажите, а хочет ли государство, чтобы вы его контролировали, чтобы вскрывали факты увода государственных денег, распутывали хитрые схемы? Вы чувствуете его поддержку? В лице законодателей? Генпрокуратуры?
— Конечно, те, кто приходит к власти, чтобы набить свои карманы, не рады тому, что мы указываем пальцем или посылаем материалы в Генпрокуратуру. Но отдельные люди не влияют на смысл нашей работы. Уверена, что постепенно мы придем к пониманию того, что это наше общее государство и каждый из нас трудится на его благо. А через благо государства — и на благо себе.
— Вы чувствуете помощь со стороны государства?
— Как личность я чувствую себя очень одиноко на этом посту. Поэтому ищу тех, кто мог бы дать профессиональный совет, с кем можно было бы профессионально разговаривать. Но в большей степени эти профессиональные советы нахожу за рубежом, у таких же одиноких людей, как я.
— А кто мешает вашей работе?
— Мешать можно разными путями. Можно формально относиться к нашим рекомендациям. Но можно мешать и так, как помешал нам министр сообщения: не давать информацию или распространять клевету о нашей работе.
— Вы, кстати, собирались подавать на него в суд…
— Я сделаю это, когда вернусь из командировки.
Прилетела с Луны
— Когда Шлесерс обвинил вас в том, что вы работаете на своих друзей, он, по-видимому, исходил из того, что в Латвии не существует неподкупленных людей. А как вы думаете, среди чиновников они есть?
— Есть! Я могу это сказать о тех, с кем вместе работаю, на все сто процентов. Потому что вижу, с какой отдачей, с каким интересом и как работают мои подчиненные. Я очень горжусь их работой.
— Скажите, а где воспитывают честных людей? Вот вас кто воспитал?
— Я не люблю говорить о личном. Но действительно, меня так воспитали родители — внушая, что я должна отвечать за свои поступки, быть самостоятельной. Так было с детства, нас с братом никто не контролировал, не проверял нашу учебу. Мы были очень заняты с детства, каждое лето работали… Это воспитывает человека — воспитывает в нем отношение к жизни и к другим людям.
— Вы сказали, что ваша должность предполагает одиночество. Значит ли это, что ради карьеры вы жертвуете дружбой и личной жизнью?
— Я ничего не делаю ради карьеры. Это происходило само собой. Просто эта должность требует от тебя такой морали и такой этики, что ты автоматически отделяешь себя от людей. В этой маленькой стране, где мы все друг друга знаем, я почти всегда буду связана по работе, по аудиту, наверное, с 90% людей. Я уже кому-то рассказывала, что в Опере у меня свое место, и есть надежда, что те, кто окажется рядом, может быть, не будут моими знакомыми.
— Скажите, Ингуна, а вы не чувствуете себя иногда этаким Дон Кихотом, который борется с ветряными мельницами?
— Знаете, когда я говорю, что мне не все равно, в каком государстве живу, и хочу видеть счастливое государство, в котором живут счастливые люди, тогда мне кажется, что люди думают, будто я с Луны прилетела. Те, кто занимает высокие должности, с такими мыслями не работают. Но все равно я по-другому не могу. Я такой человек — чести и слова.
У Шкеле и Лембергса не была
— На должность госконтролера вас выдвинула Народная партия. Вашей главной конкуренткой была ставленница Нового времени. Но победили вы. Ситуация очень схожа с той, в которой оказался Лоскутов, когда боролся с Ютой Стрике. Недавно он признался, что ему для прохождения на должность понадобилось пройти тест у олигархов. А вы тоже ходили на смотрины к Лембергсу и Шкеле?
— Нет-нет, я ни на какие смотрины не ходила. Даже предложение занять эту должность пришло по телефону. И по телефону же через пару дней я дала свое согласие.
— И у вас не было сомнений, вы так легко согласились на это?
— Нет, я подумала пару дней об обстоятельствах, чтобы как-то прояснить ситуацию и то, что меня ожидает. Но потом в реальности все оказалось намного хуже, чем я думала.
— Кто конкретно вам предлагал эту должность?
— Ну, например, Гундар Берзиньш, который звонил мне и от имени партии предлагал занять эту должность, — мы вместе работали в Министерстве финансов, когда он был министром. Мы с ним ежедневно встречались тогда, и он очень хорошо знал, как я работаю.
— Признайтесь, наверное, неприятно, когда результаты ваших ревизий используются как рычаг политического давления? В деле с Лоскутовым мы это только что наблюдали. Как этого избежать?
— Никак. Если есть намерения копать под кого-то, или убрать человека с должности, или как-то оклеветать его, то всегда можно найти в его работе какую-то ошибку. И вопрос только в том, на каком уровне эту ошибку найти и как ее использовать. А наши материалы всем доступны. Вы сами видите: что-то мы опубликовали уже год назад, а материал используют только теперь.
— Можно сказать, что у вас есть компромат на каждое ведомство, просто он лежит до поры до времени?
— Каждый может зайти на нашу домашнюю страничку в Интернете и прочитать десятки актов, которые там лежат.
— Недавно вы проверили пять спецслужб. К ним у вас не было таких претензий, как к KNAB, к Лоскутову?
— К каждой были претензии, но к каждой — свои.
— Я так поняла, что проблема KNAB в том, что существует некий недостаток нормативных актов…
— Мы увидели, что есть противоречия между некоторыми требованиями Закона о бухгалтерском учете и Закона о гостайне. Необходимо добиться, чтобы все институции, которые владеют этими спецсредствами, одинаково вели бухгалтерский учет и другие действия, связанные с ними. Чтобы было общее регулирование. Потому что в стране есть единый Закон о бухгалтерском учете, и он един для всех, вне зависимости от того, публичная это информация или секретная.
— Не получится ли так, что после этих пяти ревизий в наших спецслужбах Калвитис или кто-то другой начнет гоняться за руководителем Полиции безопасности или Бюро по защите Сатверсме?
— Как мы уже говорили ранее, никто никогда не может быть уверен в том, что спустя какое-то время какая-то информация не всплывет и не может быть использована против него.
Как вернули спортбазу…
— Госпожа Судраба, вы не раз говорили, что больше всего государственных средств пропадает из-за неучтенной недвижимости. Я помню цифры, которыми вы поделились с Телеграфом: например, в том же Министерстве сообщения вы обнаружили на 4 миллиарда латов неучтенной собственности! А на сотни миллионов — еще в нескольких министерствах. Но как же такое возможно?
— Это касается тех министерств, у которых есть имущество. И Министерство сообщения — одно из самых богатых, ему принадлежат все дороги в Латвии, и земля вокруг дорог, и сотни зданий… В чем здесь проблема? В том, что госсобственность не учтена. А мы должны знать, как она используется, на какое благо государства. Ведь рациональное использование имущества может быть существенным дополнением к бюджету.
— Но вы можете советовать ее учитывать годами. А если нет результатов и люди видят, что нет, значит, все дозволено?
— К сожалению, каждый законы понимает по-своему. И если нет заинтересованности делать свое дело законно, то мы имеем то, что имеем. Я думаю, многое могут сделать законодатели. Но я вижу также по приоритетам бюджета, что там никогда не дискутируется вопрос, сколько бы мы хотели получить от этого денег, какие средства нам необходимо потратить, чтобы привести в порядок “имущественное” хозяйство.
— Но ведь та же собственность на 4 миллиарда — она ведь не висит в воздухе, а наверняка используется в чьих-то целях…
— Мне трудно сказать. Но я могу привести пример с базой “Бикерниеки”. Только потому, что она была записана и мы увидели ее в отчете Минсообщения, мы обнаружили, что доля государства на этом предприятии вдруг по сравнению с предыдущим годом снизилась, и мы смогли проследить за этой сделкой. За тем, как часть государственного имущества вдруг ушла в частные руки. Мы передали материалы в прокуратуру. Она опротестовала сделку, и сейчас предприятие возвращено государству. Это стало возможным только потому, что эта собственность была зарегистрирована и присутствовала в отчете. Но мы не можем отследить то, чего нет на балансе.
— Получается, что все-таки ваши возможности очень ограниченны. Вы можете лишь давать советы, повторно возвращаться к своим же проверкам и выставлять их на своей домашней страничке…
— Конечно, с помощью одних советов ситуацию не изменить. Поэтому мы ищем поддержку в парламенте, у силовых структур. И когда работают они, тогда у людей понимание наступает быстрее.
— Скажите, вы для самоуспокоения не подводите в конце года черту — сколько денег вы вернули реально?
— В этом году мы будем это делать в первый раз, каков результат от этих ревизий, что мы сэкономили и что мы смогли вернуть бюджету.
Будем жить долго
— Напоследок — наша постоянная рубрика “Блиц-опрос”. Скажите, вы когда-нибудь начинали проверку по политическому заказу?
— Никогда!
— Считаете ли вы себя должником Народной партии, которая выдвинула вас на эту должность?
— Никогда не считала себя должником и не была связана с этой партией.
— Вы состоятельный человек?
— Я могу себя обеспечить.
— Какой собственностью вы владеете?
— У меня есть квартира.
— А машина?
— Нет, я не умею водить машину.
— Верите ли вы, что отношения властей к госимуществу изменятся еще при нашей с вами жизни?
— Верю. Мы долго будем жить с вами, Татьяна!
— И последний самый простой вопрос: что вам нужно для счастья?
— Я бы хотела, чтобы в день, который заканчивался в семь вечера, могла сказать себе: это был еще один хорошо прожитый день.
http://www.novonews.lv/news/2007/11/07/lat_gazety/028491.html