Нохум Клейнштейн – коренной даугавпилчанин, родился в 1921 году, жил на улице Саулес. В нашем городе он учился, работал, играл в еврейском драмколлективе при Доме культуры. В годы войны сражался с нацизмом на фронте, был тяжело ранен, стал инвалидом. С юных лет любил литературу, писал стихи на идиш, которые сделали его имя известным. В 1971 году эмигрировал в Израиль. О его приезде сообщалось в печати. Там он и стал членом Союза еврейских писателей в Израиле. В 1991 году в Тель-Авиве вышел сборник его стихов «Оттуда и отсюда», для которых характерна актуальность обсуждаемых вопросов. В том же году Ассоциация евреев – выходцев из Латвии и Эстонии в Израиле – наградила нашего земляка премией за автобиографический очерк «Адрес моей юности», посвященный Даугавпилсу. Предлагаем вниманию наших читателей одно из стихотворений сборника, посвященное родному городу. Перевод с идиш в литературной обработке замечательного русского поэта-даугавпилчанина АЛЕКСЕЯ СЕРГЕЕВИЧА СОЛОВЬЕВА. Залман ЯКУБ Когда мне было лет восемнадцать, Всего восемнадцать было, Влекущая, жаркая сила Вокруг и во мне бурлила. Любил тогда темные улочки я, Скамейки на тихой аллее, Где ночь коротал (о юность моя!), С Ципой, с Беллой, с Леей, С Ханой, с Хавой, с Любой, с Либой, С Брайной, с Буной, с Дорой, Со всеми вел долгие разговоры. В любви всем клялся с дрожью сердечной И в верности клялся вечной. Ох вы, цветочки – еврейские дочки, Ваших чар не опишешь словами. Влюбленный по-новому всякий раз, Шел я на свидания с вами. Когда ж пришло время одну полюбить, Связать свою жизнь с ней навеки, Не знал, к кому свататься: К Любе, к Либе, к Хане, к Хаве, к Доре? К Бейле, к Кейле, к Крейне, к Шейне? К Мине, к Дине, к Нехе? А, может быть, все же к Либе, к ней? А, может быть, все-таки к Любе? Но Гитлер с кровавою сворой своей Точил уже острые зубы. И свадьбу сыграть не пришлось тогда мне. Иная запомнилась дата. Война зашагала по нашей земле, Меня превратила в солдата. Прошла моя юность в сраженьях, где кровь Текла рекою тяжелой, С победой вернувшись под отчий кров, Уже никого не нашел я: Ни Иохи, ни Брохи, ни Мины, ни Дины, Ни Шейны, ни Крейны, ни Баси, Ни Хавы, ни Ханы, ни Кейлы, ни Бейлы, Ни Любы, ни Либы, ни Хаси, Ни Цыпы, ни Фейги, ни Песи, ни Геси, Ни Нехи, ни Брайны, ни Леи… Лишь темные улочки что-то таят, Скамейки на тихой аллее. Отсюда липы, стоящие в ряд, Чернее в воздухе стылом, Ведут к безмолвным могилам. Их гнали по этой дороге на смерть, Тех девушек, юных, невинных, Их – Хану, Хаву, Любу, Либу, Неху, Буню и Дору, Ривку, Сору, Зельду и Шейну, Добу, Фруму и Мину… Друзья, нам их больше не увидать. Ну как не страдать мне, как не рыдать? И только аллея еще сохранилась – свидетель всего, что здесь творилось. Все так же уходят в землю корнями Липы, ведущие к гибельным ямам, Ко рвам переполненным, к жутким могилам, Что сотни, что тысячи вас проглотили. Вас – девушки юные, чистые, милые, Где вас, только в юность шагнувших из детства, Пригнав, догола заставляли раздеться, Вас немцы на смерть посылали нагими, Красавицы – девушки, наши богини, Еврейские дочки, истлевшие в ямах, Вы прелесть свою уносили с собой. Могли вы стать женами и матерями, Когда бы не встреча со страшной судьбой. Могли бы руками горячими в холод Детей согревать и ласкать их, и холить. Но смерть не оставила шанс вам Любовью сполна надышаться, И только лишь в памяти нашей С годами вы краше и краше. И только аллея одна ведет К моим сверстницам милым. Шагает угрюмо и скорбно она К немым, безымянным могилам. Но жизнь продолжается ведь. Стоят на укромной аллее Скамейки. На них, голова к голове, С любимыми – Хана, и Хава, и Лея, И Рая, и Пая, и Мина, и Дина, И Фира, и Мира, и Берта… Нет, все-таки юность бессмертна! И знает лишь Бог, как находят они Друг друга под липами этими И пылко клянутся в вечной любви До самой, до самой смерти.