Нарколог Михаил Ражуков: «Борьба с алкогольной зависимостью – это серьезная работа самого человека» 20

Как работает наркологическое отделение в Даугавпилсе? Пьют ли сейчас больше? Что такое пивной алкоголизм? И как человеку бросить пить?

Эти больные и всегда насущные вопросы мы задали заведующему наркологическим отделением Даугавпилсской региональной больницы Михаилу Ражукову. - Михаил, расскажите, пожалуйста, чем и как живет ваше отделение наркологии на данный момент? - Работа отделения состоит в том, чтобы купировать (локализовать и пресечь – прим. ред.) острые состояния, связанные с употреблением алкоголя, наркотиков и других психоактивных веществ. Мы купируем похмельный синдром, наркотический абстинентный синдром, прерываем запои.

Более 10 лет назад, после закрытия городского медвытрезвителя, наркологическое отделение совместно с муниципальной полицией создали подотделение, которое стало работать с определенной категорией людей.

- Получается, что вы переняли функции медвытрезвителя?

- Медвытрезвитель был в составе полиции, и медицина там присутствовала только в необходимой мере. Теперь же мы работаем как лечебное учреждение. С полицией мы сотрудничаем в плане поддержания порядка.

У нас есть палаты детоксикации, которые выполняют те же задачи, что и медвытрезвитель, Но человек, который попал к нам, при необходимости, может получить необходимые консультации, лечебные мероприятия, обследования и так далее. Вот этим наше отделение живет. Если посмотреть со стороны – выполняем обычную рутинную работу.

- Опишите в общих чертах, как проходят консультации?

- Мы лечим только проявление алкоголизма. Разговаривать с каждым пациентом о его душевных переживаниях или проводить психоанализ – у нас для этого нет достаточных ресурсов.

Естественно, мы проводим мотивационные беседы, настраиваем человека – тех, кто выражает к этому стремление. Бывает, кто-то из наших пациентов не попадает в отделение несколько лет, потом – снова наш пациент, и надо ему помочь продолжить жизненный путь в трезвости. А кто-то попал к нам впервые, и ему хочется поговорить. Работа по консультациям ведется, но не в том масштабе, чтобы говорить о ней как о планомерной и программной.

- А если, например, жена видит, что муж в сильном алкогольном опьянении, она может вам позвонить и сказать – забирайте! Или привезти его к вам. Как это происходит?

- Теоретически может. Но дело в том, что у нас нет принудительного лечения.

Правда, есть определенные критерии, позволяющие поместить человека в палату детоксикации. Например, если человек не совершил уголовного преступления, но находится в таком состоянии, что близкие опасаются быть с ним рядом – тогда можно вызвать муниципальную полицию, которая, возможно, привезет его к нам.

- Сами вы не приезжаете и не забираете?

-Нет, этим занимается муниципальная полиция. Они к нам привозят человека, и затем мы решаем, подходит ли он по существующим показаниям для госпитализации. К нам привозят, в основном, людей с улицы – кто валяется, нарушает порядок. Человека, который в общественном месте находится в сильном опьянении, надо изолировать, потому что он может нанести вред себе и окружающим. Таких людей мы госпитализируем.

- В плане статистики: какова доля мужчин и женщин среди ваших пациентов?

- Много лет назад мужчины составляли четыре пятых, женщины – одну пятую часть. Сейчас численность женщин приблизилась к четвертой части от общего количества наших пациентов.

- Говорят, народ сейчас катастрофически спивается, статистика об этом просто кричит. В лидеры по употреблению алкоголя на душу особенно выбивается население постсоветского пространства и прибалтийских стран. На Ваш взгляд, пить стали больше?

- Об этом говорят всегда. Так ли это на самом деле, сказать сложно. Я могу судить по статистике нашего отделения. В принципе, наши показатели меняются, но не стремительно. В палате детоксикации количество пациентов растет, но не масштабно. И в отделении в целом, я тоже не замечаю большого увеличения количества пьющих людей по сравнению с данными прошлых лет. Что это означает – или люди меньше обращаются за помощью, или меньше пьют – сказать сложно.

- Как Вы относитесь к кодировкам от алкоголизма?

- Положительно. Но человек должен понимать: на этом лечение не заканчивается, этим оно только начинается. Все эти методы кодирования – вспомогательные: человек сам должен выполнять основную работу по перестройке себя, а кодировки ему в этом помогают.

Я сравниваю это с переломом ноги: чтобы зажило хорошо и правильно, нужны костыли. Без них сложно: как-то заживет, но заживет ли вообще и как – неизвестно. Никакая кодировка за тебя твою работу по излечению от алкоголизма не сделает!

- Существует утверждение, что бывших алкоголиков не бывает – когда-то человек может снова запить. Согласны с этим?

- Да, это аксиома, тут ничего секретного нет. Но, к сожалению, некоторые не хотят смотреть правде в лицо.

Да, бывших не бывает. Период неупотребления алкоголя может быть и несколько лет, и до конца жизни. Но в любой момент, подняв рюмку, человек может сорваться. В моей практике были люди, которые не пили очень долгие годы, но по каким-то причинам теряли осторожность – и после 20 лет трезвости человек запивал.

Удивительного тут ничего нет. В мозгу, в системах организма, когда человек не пьет, механизмы зависимости находятся в дремлющем состоянии, но стоит человеку выпить – и они опять начинают работать. Зависимость никуда не денется.

- Алкоголизм передается по генам?

- Дело в предрасположенности. Может существовать недостаток, дефицит каких-то важных, необходимых организму веществ. И человек восполняет этот дефицит алкоголем.

Существенный момент – семейное воспитание. Если дед пил, отец пил, то передаются не только дефекты по генному материалу – передается и способ поведения, и воспитание, предрасполагающие именно к такой модели поведения. Если ребенок это видит с детства, он копирует эту модель поведения. Хорошо, если он проанализирует и не станет так делать, но, согласитесь - это удел далеко не всех.

- Есть такое понятие – пивной алкоголизм. Говорят, он пострашнее и тяжелее...

- Страшен любой алкоголизм. Вопрос в том, как и что на кого действует. У кого-то от водки проблемы с печенью, а у кого-то – от пива. Человек просто употребляет большее количество пива, и патологии имеют другую форму. А зависимость та же самая.

- А если человек осознал, что зависим, но в определенный период все равно срывается – как ему бросить пить?

- Человек должен понять: если я хочу бросить пить, но у меня не получается – значит, у меня нет сил. Значит, мне нужна помощь. Где ее искать? Есть профессиональная медицинская помощь. Но этого тоже мало. И нарколог – это врач, а не психолог.

Дело в том, что человеческая натура и эмоции человека не меняются. Существует масса техник и методик, но вопрос – желает ли ими пользоваться пациент, будет или не будет, захочет ли сам… Нельзя жадного заставить быть щедрым. Так и тут. Это выбор между жизнью в реальности и жизнью вне реальности, в химической жизни. У зависимых людей чувства изменены – они искусственно созданные, а не такие, какие должны быть. И, соответственно, мысли и отношение к жизни у человека другие.

В первую очередь нужны медикаменты, которые приводят человек в себя. Во-вторых – психотерапевтическая помощь больному. А также профессиональные реабилитационные программы. Например, месячный курс психотерапии, где человеку по косточкам разберут: в чем его проблема, какие у него есть силы и ресурсы для решения этой проблемы и как их использовать.

Третье – это взаимопомощь. Например, в США фермер едет за 20-30 км на собрание анонимных алкоголиков, потому что он осознает: если он запьет – будет плохо с его фермой. Поэтому лучше я съезжу на собрание и наберусь там сил и мотивации. Это американский менталитет, не похожий на менталитет наших людей.

Многие со своим заболеванием не хотят ничего делать. А смысл лечения – потрудиться, отвоевать то, что он потерял из-за того, что пил. Чтобы не пить, человек должен настроиться на серьезную работу и выполнять ее!

Досье

Михаил Ражуков, врач-нарколог. После окончания института начал работать в Даугавпилсской больнице. В 1998 стал заведовать отделением наркологии. Стаж работы – 22 года.

Комментировать 20