История знакомства с ней была необычной.
Вдова нашего известного художника Леонида Баулина, которую тоже, кстати, зовут Ванда, на просьбу об интервью заметила: «Что вы, журналисты, рассказываете об одних и тех же людях? У нас Польском обществе столько удивительных и интересных людей! Вот о них расскажите!».
И тут же перечислила несколько имен, одним из первых назвав имя Ванды Гриневич.
Помнящая родствоПане Ванде 86 лет, 42 из них она проработала педагогом, 35 лет преподавала математику и физику в Железнодорожном техникуме. Как говорит пани Ванда, по отцу ее род относится к шляхте – мелкопоместному дворянству. Прадед жил в Браславе, потом перебрался под Илуксте, где арендовал 10 гектаров земли у графа Плятера-Зиберга. У прадеда было пятеро детей. Один из них стал дедом пани Ванды. Он работал на железной дороге в ремонтной бригаде.
«Мастер познакомил его с сестрой своей жены, – вспоминает свою родословную пани Ванда. – Катажина Касчинская приехала к сестре в Двинск из Вильнюса. Они поженились в 1904 году, мой отец родился в 1905-м, был крещен в костеле Петра. По-польски наша фамилия писалась через «х». После восстановления независимости – 100 лет назад – приняли латвийское гражданство. Латышское «х» не понравилось семье, и они решили записать фамилию «Гриневич». Проблем не было, так как семья уже больше 30 лет жила в Латвии.
Отслужив в латвийской армии, папа устроился в железнодорожные мастерские, где работал до, во время и после войны. В 1930-м мои родители поженились, через год родилась я. Моя мама была русской; родня давно приехала в Латвию со Псковщины и разговаривала, как скобари. Так раньше псковитян называли. У меня есть сестра Ирена, которая живет в одном доме со мной. Она старательно заботится обо мне, иногда воспитывает, хотя на 11 лет моложе меня. Но сейчас она уже умнее меня (смеется)».
Первые дни войныДетство пани Ванды пришлось на военные годы. Поэтому на вопрос, какие воспоминания о жизни у нее самые яркие, пани Ванда, немного подумав, ответила: «Детские».
«Никогда не забуду, как началась война, – рассказывает она. – Она началась 22 июня, а 21-го мой дядя женился. С 21-го на 22 июня мы гуляем свадьбу, у нас – веселье. Приходит сержант Советской армии, который жил у нас на квартире, и не всем, а моей маме говорит: «Война началась!».
И ушел. Потом нам кто-то передал, что он погиб под Смоленском.
В первый год войны я вообще не ходила в школу, потому что школы у нас не работали. Они открылись осенью 1942 года, и тогда я снова пошла в польскую школу. Немецкие власти открыли только 4 класса польской школы. Немцы говорили, что поляков учить незачем: умеют читать и считать до десяти – больше им и не надо. Доучивалась в советское время в польской школе, а 11-й и 12-й классы заканчивала в русской.
Помню, как немцы вошли в наш дом. Наша семья тогда была в другом месте. Мама одна пряталась в подвале, чтобы никто не разворовал дом. Когда увидела немцев, вышла. Смотрит – во дворе стоит танкетка. Мама спросила, можно ли ей пойти проверить, жива ли семья, и можно ли им вернуться.
Немцы ответили: «Найн-найн, пока мы тут – нельзя!». Напротив нашего дома был ларек. Немцы разграбили его, натащили конфет, потоптали их во дворе. Такая была грязь! Это была передовая часть, у нас во дворе они постояли недолго и ушли вперед. Мы смогли вернуться домой.
Помню, как из вагонов растаскивали вещи людей, которые не успели уехать в Россию, как разворовывали магазины. Было ужасно…».
Никогда не забудешь«Я помню евреев со звездами, – продолжает рассказ пани Ванда. – Мне было непонятно – почему они не могут ходить по тротуару, а идут посередине улицы? К маме приходила женщина по фамилии Нарбут. Она была еврейского происхождения, но окрестилась, вышла замуж за поляка, у нее было четверо детей. Она плакала и говорила: «Меня арестуют! Меня арестуют!». Так и вышло – кто-то из соседей донес, что она еврейка. За ней пришли, арестовали и увезли. Славу Богу, детей не тронули. Женщина погибла.
В первые дни войны в Даугавпилсе было очень много советских пленных. Никогда не забуду, как их, голодных, гнали по городу на работы. Один из пленных попросил соли. Побежала к маме: «Мама, мама, дай соли». Мама завернула мне соль в бумажку, я подошла, хотела передать, но немец не разрешил. Я бросила пакетик, пленный кинулся, чтобы его взять. А немец подошел к матери с пистолетом: «Что ты делаешь?».
Помню: как выйдешь во двор нашего дома – перед глазами железная дорога, а за ней – лагерь для военнопленных. Они там умирали с голоду. Каждый день вывозили из бараков мертвых и тут же закапывали. Это было мое детство. А потом школа, институт, работа – …и вся жизнь прошла.
75 лет дружбыСо своей подругой Басей – Александрой-Барбарой Миглане – пани Ванда познакомилась в далеком 1942 году. С тех пор они вместе, их дружбе недавно исполнилось 75 лет.
«В детстве мы жили по соседству, ходили в одну школу, сидели за одной партой, – улыбается пани Ванда. – Вот так и дружим. Теперь мы с ней уже как сестры. Бася – врач по специальности, живет сейчас в Шпогах, но это не мешает нам часто видеться. Она очень позитивный, внимательный и добрый человек.
У нее я научилась красивому польскому языку. В Даугавпилсе мы разговариваем так, как говорят приграничные поляки. А она родилась и росла в Варшаве. В ее семье мама говорила с варшавским акцентом, на настоящем польском языке. За то, что я сейчас достаточно правильно говорю по-польски, нужно благодарить мою подругу Басю. Институт и школу я оканчивала русские. Но мой папа всегда хотел, чтобы я была полькой. Даже имя мне дал, какое есть только в польском языке. И я была полькой. Когда восстановили независимость, образовалось Польское общество, и я пришла туда, чтобы участвовать в его работе.
Рассудительную пани Ванду прекрасно дополняет решительная и энергичная пани Бася. В их дружбе был и такой случай. В 1940-х девочка Бася решила организовать подпольное общество, чтобы бороться против немцев. Как шутит пани Бася, она была главным подстрекателем, а Ванда ее всегда поддерживала. Бася собиралась вывешивать листовки, к написанию которых привлекла и Ванду. К счастью, у подружек ничего не получилось, иначе страшно подумать, чем мог закончиться такой детский порыв. В польской школе все были свои. Учителя вызвали родителей Баси и предупредили: если не успокоить «партизанку», то будет очень плохо. Пришлось девочке «успокоиться». Но неугомонная натура брала свое: Бася отмечала все польские праздники, к участию в них привлекала Ванду.
Ванду Гриневич называют «волонтером по жизни» и «ходячей энциклопедией». И вполне справедливо: нет, пожалуй, вопроса, на который пани Ванда не нашла бы ответа. Что касается волонтерства – тут все очень просто. Например, мы с пани Вандой встречались в Польской гимназии, в библиотеке, куда она многие годы приходит и помогает в работе. И еще одно из многих достоинств пани Ванды: она замечательный рассказчик.