Надо признать, коренной даугавпилчанин Юрий Александрович (как он сам шутит, «даугавпилсский абориген») удивлять умеет и делает это блестяще.
После первых слов приветствия, с которых традиционно начинается разговор, Чертов неожиданно спросил: «Редакция газеты переехала в здание на Ригас? А Вы знаете, что в 60-е годы здесь находилась гостиница «Сталинград»?».
В итоге, час нашей беседы пролетел как одно мгновение.
Детские воспоминания о войнеЮрий Александрович родился в 1937 году на улице Варшавас. Но, как он говорит, всю свою сознательную жизнь прожил в Майках. Юра был старшим семье. Мама вела домашнее хозяйство и занималась воспитанием троих детей, отец работал главным бухгалтером на железной дороге.
В 1944-м Юра пошел в школу. «Город был разрушен на 75%, – рассказывает Чертов. – Помню, в брежневские времена городам присваивали звание «город-герой» или «город воинской славы». И партийные руководители выдвинули идею, что Даугавпилс тоже достоин такого звания – наш город достаточно пострадал, и народу много полегло при его освобождении. Когда же стали разбираться, выяснили, что в основном Даугавпилс разрушила советская авиация. От железнодорожного узла поезда в пяти направлениях разбегались, плюс мосты – поэтому бомбили город постоянно.
Бомбежки были каждую ночь, и немцы рекомендовали жителям прятаться в старые предмостные укрепления, расположенные по улице Циетокшня. Мы ходили туда прятаться, а утром возвращались домой. Правда, уходили не всегда, потому что еще боялись мародеров. Уйдешь из дома – последнее утащат.
Чертовы жили на Театральной улице. По ней часто гуляли раненые немцы. В домах рядом с Дубровинским парком, где раньше находились отдел образования и суд, были госпитали. «Немцев хоронили в парке, все было уставлено березовыми крестами с касками, – вспоминает даугавпилчанин. – К нам домой приходили медсестры, просили у мамы продать цветы. За них немки расплачивались деньгами, продуктовыми карточками. Рядом с нашим домом были сад и огород.
Немцы останавливались на постой во флигеле, не вели себя агрессивно. Детей было много, и немцы нас угощали хлебом, маргарином, сахарином, шоколадом, похожим на гематоген. Но облавы они устраивали постоянно. Особенно строго следили за светомаскировкой. Чтобы спокойнее жить, отец где-то нашел плакат с изображением Гитлера, повесил на кухне против входной двери. Такая была «защита».
Наш город освободили в июле, но уже в мае немцы стали предупреждать местное население, что ожидаются тяжелые бои, и предлагали по возможности уехать из города. Мамины родные приехали к нам из Калупе на телеге, погрузили нас и увезли к себе. Красную армию мы встретили там, хотя видели много отступающих немцев. Помню, они (скорее всего, саперы) приезжали к нам на хутор: «Давай молоко, яйца, сало!». А взамен бросали ломы, топоры, лопаты, ящики гвоздей. Такой был «бартер» – нужен он тебе или не нужен».
Из «последних паровозников»В школу Юра пошел в 1944 году, и тут не обошлось без «приключений». Ему было 7 лет, а в то время в школу принимали с восьми. И мальчика брать не хотели. Но его мама окончила среднюю школу – такие выпускники имели право преподавать в начальных классах. И мама Юры какое-то время работала в школе.
Учеба начиналась с того, что ученикам выдавали тетрадки и по одному карандашу и учили их писать крючочки, палочки. Азбукой занимались со второй четверти. Благодаря маме Юра уже умел читать, писать и считать. В школу его приняли с трудом и определили …во второй класс.
«Я был по возрасту самым маленьким в классе, – вспоминает Чертов. – Дети войны в большинстве своем были переростками – не до учебы было. Когда оканчивал школу, тоже был самым младшим. Сначала учился в школе на Саулес, 38, потом в 10-й школе, затем в 3-й средней, которая находилась в здании нынешней латышской гимназии. Первая смена – шли занятия латышского потока, вторая смена – наша, а третья – вечерняя школа рабочей молодежи.
Когда 3-я школа переехала в свое новое здание, мы в актовом зале впервые увидели паркет. Первоначально предполагалось, что в здании школы будет госпиталь. Рядом – железнодорожный переезд, и было удобно санитарные поезда перегружать в госпиталь. Все ждали, что будет война. Спортом в школе занимались активно, в подвале был организован стрелковый тир. Я даже был чемпионом школы по стрельбе».
Семья жила очень бедно, поэтому «сидеть на шее» у родителей парень не хотел. Решил поступить в военное училище, но не получилось. Мол, жил в оккупации, а тут техника военная, секретная. То, что парень был в то время совсем маленьким ребенком, во внимание не принималось.
Вернулся домой. Пока искал чем заняться, мама встретила знакомого, преподававшего в Железнодорожном техникуме, и тот посоветовал идти к ним учиться. Так Юрий Александрович окончил техникум и был, по его словам, «последним паровозником». После их выпуска дальше обучение шло только по тепловозам.
Поработал на ЛРЗ, а в 1963-м по комсомольской путевке был направлен на строительство нашего Завода химического волокна. С тех пор более 38 лет Юрий Александрович проработал в строительстве – начинал с мастеров, закончил начальником управления предприятия «Промтехмонтаж».
С чего начинается краеведение?«Меня всегда интересовала история нашего города, жившие здесь люди, – признается Юрий Александрович. – Моим одноклассником был Борис Волкович, впоследствии автор десятков книг и статей по истории евреев.
Где-то в 80-е годы мне предложили взять в Калкунах участок земли, на котором мы построили летний домик. С тех пор краеведением я занялся более плотно. В библиотеке Калкунской волости работала замечательный библиотекарь, собравшая интересовавшихся историей людей. Она пригласила таких «китов», как Олег Папсуевич, Лео Трушканс. И я с ними познакомился. В 2013 году Олег Папсуевич издал книгу «Калкунская волость на дорогах веков». К сожалению, и Олег, и Лео уже ушли из жизни.
Исторические события, которые у меня оставили самое яркое впечатление? Так получилось, что в одних и тех же похоронах я участвовал три раза. Я видел, как хоронили освободителей Даугавпилса в Дубровинском парке, дай Бог памяти, то ли 4-го, то ли 6 августа 1944 года. Поскольку мы жили рядом с парком, мама нас взяла, мы нарвали цветов и пошли на похороны.
Второй раз это было в 1986-м. Меня вызвали в горком партии и сказали, что нужно смонтировать пилоны в парке: будет создан мемориал, и останки освободителей будут перенесены. Ранее в парке находилась летняя эстрада-«ракушка», которая сгорела (хотя пожар был рядом с Пожарной станцией). На этом месте и решили сделать мемориал. Я был поражен: в парке, где люди веселились и гуляли, устраивается захоронение... Мы смонтировали пилоны, которые затем были облицованы. Состоялось торжественное открытие мемориала, Вечный огонь.
В 1992-м, когда проводили реконструкцию канализации на улице Музеяс, воткнулись в парк и гробы. Подняли их, поначалу даже не поверили и отправили на экспертизу, которая подтвердила, что это захоронение героев. И их никто не вытаскивал, когда устанавливали мемориал. Была огромная полемика, что делать с этими гробами. Многие говорили, что останки надо перенести на кладбище. В итоге было решено перезахоронить их у мемориала. Хоронили героев со священниками трех конфессий. Для меня это были уже третьи похороны».
Среди увлечений Юрия Александровича – еще и резьба по дереву. Сейчас его работы выставлены в Русском доме. А началось все с поездки к родственникам в Россию, в Тверскую губернию. Чертов был поражен красотой местных резных наличников. Но больно было смотреть на заброшенные деревни, где осталась пара-тройка жилых домов, на заколоченные досками окна домов, от которых глаз не оторвать. Загорелось попробовать самому. И теперь на Гривской православной церкви установлены наличники работы Юрия Чертова...