Мы знаем, что новости делают журналисты. Кого-то мы любим, кого-то критикуем. Порой нам кажется, что мы хорошо знаем их. Так ли это на самом деле? Итак, я решила взять интервью у … журналистов. И начну с Владимира. Я знаю Володю пару лет. Как у каждого журналиста есть свой конек и свои тараканы, так и Владимир, не любит мелочевку. Я это усвоила сразу. Коллеги считают его сложным. А разве профессионал может быть простым? Нет. Сегодня попробуем приоткрыть тайны Владимира Веретенникова.
- Володя, откуда ты родом?
- Родился, вырос и вот уже тридцать лет живу в родном городе Даугавпилсе.
- Ну, а где ты учился, что закончил?
- Учился как и все – в школе…. Начинал в 3-й средней, а потом перешел в 12-ю среднюю школу – тогда она была двухпоточной. Потом, на основе нашего русского потока создали 17-ю школу, где я и отучился последних четыре года. У нас был замечательный, разгульный, “злодейский” класс.
- И какие же безобразия вы вытворяли?
- На безобразия, пакости и проделки мы были неистощимы! (хохочет) У нас был принцип – “Один за всех и все за одного”. Мы постоянно убегали с занятий всем классом, в то время как учителя ломали головы, куда делись их подопечные. А мы, сбежав с урока, забирались в соседские сады, набивали карманы яблоками, забирались на недостроенную пятиэтажку и градом увесистых снарядов встречали каждую проезжающую машину. Или, к примеру, другой способ развлечения милых детишек – когда весь класс, сидя на уроке, хором начинает громко мычать сквозь зубы. Бедняга-педагог мечется по помещению, чтобы схватить преступника за шиворот – а ни к кому не подкопаешься! Каждый сидит, опустив глаза в тетрадь и аккуратно пишет…
- Тогда не стыдно было за свои проделки?
- Стыдно стало потом – когда, закончив школу, я сам пошел учиться в ДУ на педагога. Пришло время идти на практику и, естественно, я отправился в свою школу, где меня хорошо знали. Родные учителя встретили меня, как мне показалось, с плохо скрываемым огоньком злорадства в глазах. Как сказал преподаватель, у которого мне необходимо было проходить практику: “Вы, Владимир, сейчас сможете испытать уже на собственной шкуре все прелести педагогической работы” (хохочет) Короче говоря, периода практики мне полностью хватило, чтобы осознать всю пагубность наших проделок и преисполниться уважением к труду преподавателя. Это тяжелый труд, они святые мученики. За тот месяц я точно понял – профессия учителя не для меня, это превышает мои скромные силы и возможности.
- Как и когда появилась идея стать журналистом?
- Это получилось спонтанно. Как говорится: “жизнь играет человеком, а человек играет на трубе”. Правда, впервые мысли о журналистике посетили меня еще в школе. Еще параллельно с учебой в 11 классе, я пошел на курсы абитуриентов в БРИ, где был объявлен набор на факультет журналистики. Но, к сожалению, набрать группу не смогли – не оказалось достаточного количества желающих… Ну а после школы я отправился туда, куда у нас идут все приличные люди – в ДУ (смеется). Там я постигал основы истории культуры и социальных наук. Параллельно, заочно учился в Высшей школе социальных технологий, на факультете юриспруденции. Когда все пять курсов остались позади и нас выпихнули в “счастливую взрослую жизнь”, то пришлось пробовать себя на разных поприщах. Например, помню, поработал я юристом при науенском коммунальном хозяйстве. Правда, выдержал там всего полтора месяца. То был 2001 год – тяжелое время, когда масса людей в районе сидела без работы. Понятное дело, в волости было много неплательщиков. Моя задача состояла в том, чтобы этих людей подводить под суд за долги по коммунальным платежам. Если честно, я так и не смог этим заниматься – душа у меня не лежала увеличивать несчастья людям.
А в журналистику попал, во многом, благодаря моим университетским друзьям, теплые отношения с которыми продолжились и после его окончания. В ту пору как раз Юрка Каршин и Карина Кошелева устроились работать в газеты – “Латгалес Лайкс” и “Миллион”. Я послушал их рассказы и они меня увлекли. Решил тоже пробиваться в этом направлении. Первый опыт, в 2002-м, правда, оказался не слишком удачным – я попробовал себя в качестве тележурналиста на ТВ Dautkom. Увы, не сошелся во взглядах с Л. Вавинской. Пришлось уйти. Далее, моя дорога лежала через ныне почившее Даугавпилсское телевидение, которым тогда руководила М. Горкина. Там я по настоящему начал постигать азы журналистского мастерства. Это было очень прикольно. Телевидение загибалось, зарплату задерживали, но коллектив был хороший и веселый. Когда ты понимаешь, что все плохо, единственное, что остается – это чувство юмора. Этим все мы тогда и спасались. В общем, проработал я там до 7 июня 2003 года – уж эту дату, когда нас отключили от телевышки, я не забуду (вздыхает) Наша контора обанкротилась и для меня это стало сильным ударом – ведь, к тому времени я понял, что это “мое”, что хочу работать именно в СМИ и нигде больше. Полгода проваландался в статусе безработного, думал, что придется “вставать на лопату” – но, к счастью, помог Юра Каршин. Он на тот момент устроился в “Нашу Газету” и замолвил за меня словечко перед начальством. Меня взяли. К слову, я очень благодарен Валентине Шныпарьковой, тогдашнему главному редактору НГ: за то, что поверила в меня, фактически, выдернула из безвестности. Ее, кстати, я считаю своим основным учителем в деле журналистского мастерства. С ней было невероятно интересно работать, креатив так и лился. Отработав в НГ два с лишним года, я почувствовал себя достаточно уверенно для того, чтобы, выбравшись из-под крыла Валентины, попробовать себя и в других изданиях.
- С твоей точки зрения, каким должен быть журналист?
- Профессионально у нас здесь не учат, поэтому наши журналисты – самоучки, в большинстве своем. Помню, на заре карьеры для меня настоящим открытием стала книга известного питерского автора Ильи Стогоff`а: “Таблоид, или учебник по желтой журналистике”. То было просто откровением. Есть там строки, ставшие моим профессиональным правилом: “Жизнь большинства моих сограждан скучна. Они встают, пьют кофе, в переполненном автобусе едут на службу, морщась от вида осточертевших коллег, высиживают положенный рабочий день, возвращаются домой, едят пельмени и ложатся спать. Утром – все сначала. И тут, весь в белом, появляетесь вы. Ща все будет! – говорите вы. Сделаю красиво! Все не так, брателло! Жизнь полна куролес и индианоджонсовских приключений, – говорите вы. Та самая жизнь, брателло, мимо которой ты каждый день катаешься на автобусе. Экзотика – не в джунглях Амазонии и не под сенью египетских пирамид. Экзотика рядом с тобой, просто разгляди! Или, хочешь, я разгляжу? И расскажу о ней тебе! А ты за это купишь газету, в которой я работаю, идет?” Почти с самого начала я понял, что имеет смысл работать только в том случае, если ты пишешь интересно, ярко и непохоже на остальных. Я хотел абстрагироваться от скучной обыденности жизни. Я в ту пору немало и пошалил, о чем совершенно не жалею.
- Какие же шалости ты себе позволял?
- Ну вот, например, однажды купил на рынке авоську самой обыкновенной картошки и положил в нее любимый бабушкин будильник. Отнес этот громко тикающий мешок в Думу, оставил на видном месте. Вернулся через полчаса, никакой реакции, сверток на прежнем месте. Тогда я оттащил его сначала в университет, потом в здание суда. Повсюду подозрительный предмет не привлекал никакого внимания окружающих. Тогда, совершенно обнаглев, я поволок его в городское управление полиции. Девушка-фотограф из газеты фиксировала каждый мой шаг. Специально делал все, чтобы привлечь к себе внимание – натянул тоталитарную кожаную куртку, на глаза надвинул бандитскую кепку. Казалось бы, вот он злодей-террорист, хватай его! Думал, на входе тут же и повяжут: “Кто такой? Почему мешок? Что в нем тикает?” Ноль внимания. Я оставил “бомбу” внутри на подоконнике, а когда пришел обратно, через небольшое время, то обнаружил, что она мирно лежит на прежнем месте. На следующий день в моем издании, за подписью ХОТТАБыч, появился материал о том, что город за день мог взлететь на воздух четыре раза, а наши службы безопасности никуда не годятся. Вообще, тогда я частенько позволял себе различные газетные “шалости”. Сейчас, правда, немного повзрослел(смеется).
Вообще, я считаю, что всегда должен соблюдаться тонкий баланс между правдивостью, объективностью и развлекательностью. Понимаешь, когда газета увлекается официозом, она становится серой и скучной. Не стоит чересчур переполнять этим страницы. Если у министра спросить, когда повысится зарплата бюджетникам, он же все равно соврет. А вот если поинтересуешься, спит ли он со своей секретаршей – это, по крайней мере, будет куда интереснее.
- Володя, есть ли у тебя авторитеты среди журналистов?
- Если брать россиян – сразу вспоминается тот же Стогоff. Еще Александр Кушнир, сделавший себе блистательную карьеру от скромной музыкальной колонки в заштатном журнале до руководства собственным пиар-агентством, очень знаменитым. Недавно читал его книгу “Хедлайнеры”, восхищался. Из рижан – Николай Кабанов, Юрий Алексеев. Среди местных – пожалуй, все-таки, несмотря на некоторые частности – Роман Самарин. Сожалею, что ушел из профессии Юрка Каршин – очень талантлив был, бродяга…
- Что ты считаешь самым трудным в этой работе?
- У молодых журналистов вначале проблема чисто техническая – найти темы, расширить круг знакомых, обзавестись необходимыми связями. Когда у тебя все уже идет по накатанной, информацию подносят на блюдечке, автоматизм в стиле отработан, то возникает другая беда – на каком-то этапе становится невыносимо скучно. Юный энтузиазм куда-то пропадает, хочется на все махнуть рукой, становится лень выползать из редакции, встречаться с людьми, выдавливать из себя строчки. Очень важно не дать этому настроению развиться в себе, суметь вовремя его переломить…
- Может, формат газет местных не позволяет выйти за рамки?
- Ты права, отчасти наши местные газеты страдают неким провинциализмом – кто-то в большей, кто-то в меньшей степени. Не всегда, правда: НГ, когда там еще была Шныпарькова, оставалась достаточно ярким изданием. “Экспресс-неделя”, в которой я работаю в настоящее время – тоже далеко не самый плохой вариант. А в целом – посмотрим, что возникнет в будущем…
- А политического давления нет?
- Лена, ни для кого не секрет, что кто платит девушку, тот ее и танцует. Конечно, рамки есть, ведь каждая газета кому-то принадлежит. Это особенно чувствуется в преддверии выборов. И когда ты устраиваешься в какое-либо издание, то заранее четко понимаешь, что есть круг тем, о которых здесь ты не сможешь писать. Честно говоря, уровень свободы слова нашей прессы оставляет желать лучшего – впрочем, подобная картина наблюдается повсюду, а отнюдь не только в Даугавпилсе и Латвии. Такова объективная реальность и с этим трудно что-то поделать.
- Что же тебя привлекает в профессии журналиста?
- Сейчас я отвечаю на этот вопрос так – это единственная из профессий, что я умею делать по настоящему. Правда, делаю это очень здорово, как мне кажется.
- Твое отношение к жизни…
- В течение жизни у человека не раз меняется к ней отношение. Опять же, сейчас я считаю, что жизнь должна быть отдана профессионалам. Профессионализм – это, по-моему, то, что в жизни наиболее важно, то, к чему стоит стремиться и чем стоит гордиться. Если ты являешься профессионалом, это один из главных признаков твоей состоятельности.
- Кто ты в душе: романтик, реалист, скептик…?
- Циник.
- Оптимист с опытом?
- Что-то вроде того. В душе я, во многом, романтик. Но повсюду демонстрировать свой внутренний романтизм не желаю. Это то, что стоит держать в глубине себя. Потому что, если ты это показываешь направо и налево, то доводишь до абсурда и выставляешь на осмеяние. На людях – я скептик и циник.
- Почему работаешь под псевдонимом? У тебя же хорошая фамилия.
- Вначале это была игра. Мы с друзьями были из одной компании, игрались в одни игрушки. Вначале пробуешь псевдоним, как бы натягиваешь на себя чужую шкуру. Потом приросло и менять стало поздно.
- Давай теперь о чем-нибудь попроще. Твое любимое время года?
- Весна, ранняя весна. Когда еще пьянящий, звонкий воздух.
- Чем занимаешься кроме работы?
- Еще раз работа. Я трудоголик.
- Чем увлекаешься по жизни?
- Литература, музыка, философия, история, политология. Девушки.
- Какая музыка, исполнители?
- Рок-н-ролльная музыка, русский рок. Queen, Pink Floyd, Black Sabbath, Deep Purple, Rainbow… Гребенщиков, Кинчев, Бутусов, Шахрин, Кипелов…. На самом деле, любимых исполнителей мог бы перечислять очень долго. Фолк, этнику уважаю, качественную электронику. По настоящему не люблю разве что фанерную попсу, современное бездушное арэнби, да негритянский хип-хоп.
- Хотел бы стать путешественником?
- Как говорил булгаковский Мастер: “Была у меня мечта объехать весь земной шар”. У меня тоже эта мечта есть.
- Куда бы поехал в первую очередь?
- Куба, Мексика, Южная Америка.
- Почему туда?
- Я еще в школе увлекался доколумбовыми цивилизациями: ацтеки, инки, майя.
- Хотел попасть аборигенам на блюдо?
- Что-то типа того (смеется)
- Хотелось бы изменить что-нибудь в своем характере? Если да, то что?
- Пожалуй, да. Я уже меняю свой характер. Временами чересчур резок с людьми, приходится потом извиняться. Бывает, что выношу непродуманный, поспешный вердикт по отношению к человеку – на основании эмоций или первых впечатлений. Я думаю, это связано с тем, что в моем характере присутствует холерическое начало. Мне это не нравится. Хочется стать более спокойным и рассудительным.
- Если бы нашел миллион, то…
- Отправился бы путешествовать.
-И напоследок – твои планы на будущее….
- Дальнейшая самореализация, профессиональная карьера, как можно больше хороших материалов, более широкий охват тем. А там посмотрим…
Чтож, кое-что из жизни Владимира Веретенникова нам удалось для себя приоткрыть. Сразу же скажу, что на нашем портале у вас будет возможность лично пообщаться с Владимиром. Так что запасайтесь вопросами.
С Владимиром Веретенниковым общалась Елена Куранова