— С чего вдруг столь революционное для латышской среды мнение, г–н Розенвалдс?
— Время сейчас тяжелое, и, по всему видно, социальное положение наше будет ухудшаться минимум год. А в такой “легковоспламеняющейся” ситуации достаточно искры, чтобы разжечь мощный огонь этнического противостояния. Это самый худший для Латвии сценарий, но многим выгодный, а для его осуществления наиболее удобны две даты — 16 марта и 9 мая. Поэтому, раз уж мы не ищем точки соприкосновения между двумя общинами, нужно хотя бы не поднимать противоречия. Пусть латыши не считают 9 мая своим праздником, но относятся к нему терпимо, как к празднику своих русских соседей, и конфронтация уменьшится.
— И как отреагировали соплеменники?
— Обыкновенно: одни завели старую песню: “И ты Москве продался…”, другие привычно отшатнулись: “Зачем шум поднимаешь, тебе что, больше всех надо?” Жаль, что разговора по существу не получилось, нам очень не хватает людей, способных мыслить по–государственному, чтоб помогать обществу задумываться о важных вещах и вовлекать широкий круг в управление государством. Не получается, потому что нет общей идеологии — ни у латышей, ни у русских. Я, например, считаю фундаментальными два постулата: государственным языком Латвии должен быть латышский. Пусть русские между собой говорят по–русски, но выходя на государственный уровень, говорят по–латышски. Но ни один латыш знать русский не обязан. Чтоб жители страны не ходили по улицам, как чужие, из–за незнания языка неспособные обратиться даже к врачу.
— Ничего себе идеология демократического государства! То есть налоги на зарплату врачу сдают все, а обслуживать он будет по собственному усмотрению. Отчего не равняться на приличные страны, где по 2–3 госязыка?
— Нет, ну какие страны? Ну, Швейцария, так там жители с одним языком комфортно живут только в одном кантоне, а выезжая в другой, должны знать и его язык. Одного–то языка на государственном уровне там недостаточно.
— Так у русских–то в своем “кантоне” тоже нет языковых прав, хотя конвенция их прямо предписывает в местах компактного проживания меньшинств.
— Вот видите, вместо того, чтоб обсуждать действительно важные для всех нас общие вопросы, мы плавно увлекаемся второстепенными. Вот так внимание общества при помощи надуманных этнических проблем уводят в сторону. А ведь нам надо думать о выходе из кризиса, по отдельности ни русские, ни латыши из него не выберутся. Наладим жизнь, потом вернемся к частностям, ведь у большинства русских уже нет проблем с латышским, эта проблема касается каких–то 5 процентов.
— Нам уже обещали наладить жизнь в 91–м, а теперь и кризис мы по–разному преодолеваем. Элементарные примеры: на переквалификацию безработных Европа выделила 5 миллионов латов и даст еще 10 миллионов, но ни одних курсов на русском языке не будет. Или женщин Латвии обследуют на онкологию за государственный счет — письма рассылают только на латышском, русские их не понимают и не обследуются. Врачи сами в шоке. Ну как такая идеология нас может объединить? На этом фоне еще удивительней ваш призыв к латышам прийти 9 мая с цветами к памятнику Освободителям.
— Наоборот, я ведь предложил латышам понять причины, по которым этот праздник стал в соседней России по–настоящему святым. Несмотря на то что и к Сталину, и к Берии, и к коммунизму–социализму они относятся по–разному, но эта дата объединяет всех русских. И если разобраться, для латышей она тоже чиста, осуждать оккупацию, советский режим можно в другие дни. Латыши ведь не ходят к монументу не потому, что против победы, а потому что не хотят участвовать в русском хороводе. Получается, ведут себя как старая дева, которая ненавидит всех счастливых людей. А ведь русские этим праздником показали нам, как можно подняться над частными неприятностями и сплотиться в главном для решения проблем. Что ж тут плохого? Но латыши со своим хуторским мышлением, когда речь заходит о главном, либо прячутся по принципу “моя хата с краю”, либо уезжают из страны подальше, либо скатываются на обсуждение второстепенных вопросов.
— Что предлагаете?
— Вот Литва придумала какой ход со своими меньшинствами — поляками и русскими: она выучивает в школах их детей не только литовскому языку, но и любить Литву. И самое главное, прекрасно добивается того и другого благодаря правильной подаче литовской идеологии. Нам бы тоже идти по этому пути, так если мы сами понятия не имеем о том, кто такие есть латвийцы и что нас объединяет. Потому мы со своей технологией интеграции добились того, что научили русских на латышском языке ненавидеть Латвию. Так что не в языке дело. В позапрошлом веке Ататюрк из ветхого мусульманского государства создал обновленное светское и по сей день для турок остается отцом нации. Потому что он утвердил стержень новых ценностей и принципов. Латвии это необходимо еще больше, потому что иначе мы просто не выживем.
Традиционная модель латыша хуторского типа не позволяет нам добиваться успехов в коллективной жизни, а при новой формации в мировой экономике жить одиноко на отшибе невозможно по определению. Мы должны сохранить нацию, но сменив стержень системы ценностей. Как сделали эстонцы: они вернулись к коллективному хозяйству, просто называть это стали иначе и объединяются хуторами. Благодаря этому процветают — берут европейские деньги и на всех покупают технику, в то время как у нас двое в округе развиваются, остальные только наблюдают. Не только для латышей нужно придумать новые ценности, но и для русских жителей — нужна объединяющая идеология. Нет, я не призываю объединяться на основе 9 мая, просто по такому принципу нужно искать идею. Как у русских 9 мая — ассоциация с высшей формой самопожертвования, во имя родины.
— А что в Латвии?
— Ответ на этот вопрос найти нелегко. Но надо, иначе и вижу в перспективе как наихудший сценарий — разложение общества. То есть еще большее отдаление латышей на хутора — в пофигизм. А это самое страшное: организованное равнодушие — самая губительная форма атаки. Уж лучше ссориться и искать пути примирения, чем быть совершенно равнодушными к друг другу — это конец отношений.
— Равнодушия между русскими и латышами мы, к счастью, пока что не наблюдаем. Эксперты говорят, что только русские и способны мобилизовать латышей на выборы.
— Да, иначе была бы всеобщая спячка, национальный колорит лишь немного оживляет ситуацию. Но меня больше всего беспокоит, что народ, выбирая власти, не выдвигает запроса изменить ситуацию в корне. У народа тотальная демотивация к выборам и полное неверие в возможность что–то поменять. С учетом того, что русские меньше уезжают за границу и Ирландия не участвует в местных выборах, русский фактор обретает особую ценность.
— Значит, выберут опять старых знакомых назло русским?
— Не столько назло, сколько по инерции. Многие надеялись, что с развитием Интернета и разных информационных каналов народ будет ими пользоваться — воспринимать информацию, анализировать ее, делать свои независимые выводы. Но оказалось наоборот — человек испугался огромного вала информации и спрятался от нее в свою скорлупу. Не только в Латвии — во всем мире так.
Ему удобно и безопасно в своем маленьком мирке среди знакомых политических лиц и привычных лозунгов. Даже если они откровенно нелогичны, проще их принять, найти подтверждения их правоты, чем усомниться в них. И таких зомбированных среди избирателей большинство — сколько их ни обворовывай, они все равно сделают вид, что не верят.