Пропала связь времен
— Вы рассказывали на конференции о том, что происходит с человеком, с его идентичностью, когда перестраиваются все основы политических систем мира. Ярким примером тут может служить любой житель Латвии, который за достаточно короткий срок из одного союза перетек в другой…
bq. С идентичностью вообще очень сложно. А Латвии еще сложнее, потому что смена этой идентичности была очень резкой. Но если бы речь шла о проблеме только вашей страны, то это полбеды. В такой ситуации находятся абсолютно все. Раньше существовала система государств и принцип, как они будут взаимодействовать. Как и все вокруг, эта система стала меняться, и ко второй половине 20-го столетия, достигнув своего апогея, разрушаться. Это когда независимость получили колонии, республики… Весь мир начал состоять из суверенных государств. В то же время на международной арене стали появляться новые участники — трансатлантические корпорации, международные независимые организации. Новые технологии позволяют им спокойно преодолевать любые границы.
И тут оказалось, что есть не только государственная идентичность, есть корпоративная, профессиональная и прочая. Именно здесь, в Латвии, сейчас очень часто слышу: ничего страшного. Мол, мы будем стараться сохранить государственную идентичность, а это является частью региональной идентичности, далее европейской, мировой. Вроде бы все красиво получается. А на деле их нельзя сложить, как матрешки, потому что они сложнее. Вот взять, например, этническую близость, она никак в эту матрешку не влезает. И вы с этим в Латвии сталкиваетесь очень часто. Причем это та идентичность, которая становится ведущей. Потому что, простите, у людей на лице написано, к какому этносу принадлежит человек. И здесь необходимо долго и сложно выстраивать связь.
— Но стоит ли за эту этноидентичность бороться и как ее вписать в другие наши идентичности?
bq. Мы должны понять, что этноидентичность в современном мире будет очень сложной, она смешивается. Это и хорошо, и плохо. Плохо, потому что человек начинает разрываться. Когда разрыв между двумя идентичностями — это сродни шизофрении, когда между многими — даже назвать трудно. А с другой стороны, хорошо, потому что эти идентичности перекрещиваются как кольца. Вы являетесь одновременно русским, живете в Латвии и в Европе. И это не противоречит одно другому. Но это в идеале. Иногда же возникают противоречия, и тогда появляются сложности. Например, вы тот же русский, живете в Латвии всю жизнь, а вас называют оккупантом. С одной стороны, вы чувствуете свою сопричастность к Латвии, а с другой — вы вне ее.
Мы живем в период скачка
— Кто должен заботиться о том, чтобы эти противоречия сгладились?
bq. Нет очень быстрых рецептов. Для того чтобы эти идентичности не противоречили, с ними надо очень долго жить и работать. И, чтобы у вас не было иллюзий, этот конфликт не исчезнет завтра. Снимается он только через очень длительный диалог и отнимает много времени. И только диалог и взаимодействие — залог развития непротиворечащего существования.
— Может ли так случиться, что свойственные человеку идентичности будут меняться быстрее, чем мы можем их принять? Вот мы только почувствовали себя независимым государством, а теперь мы опять член какого-то сообщества.
bq. Есть такая проблема. Вы родились в другой стране, с другими понятиями, потом 15 лет назад стали независимыми со своей валютой, флагом, языком, теперь вам опять предлагают жить по новым правилам. Но человек пластичен — он приспосабливается к быстро изменяющемуся миру. Политическое развитие, как рост ребенка, идет плавно-плавно, а потом резкий скачок лет в 13—14. Вот мы сейчас как раз живем в это время скачка, в этаком подростковом периоде. То есть сейчас у современного мира переходный возраст. Подростки вырастают, мы тоже вырастем.
— А есть ли вообще смысл хранить языковые и культурные традиции в эпоху стремительной глобализации?
bq. В ближайшее время, нравится нам это или нет, английский станет универсальным языком. Конечно, нам бы хотелось, чтобы был русский, Латвии — чтобы латышский. Это нормально. Что касается этнического фактора, в каком-то виде культура все равно сохранится. Используя аналогию: каждая семья имеет свои традиции, даже в рамках одного и того же этноса. И это останется. Хантигтон и Бергер написали книгу “Разные глобализации”, где рассмотрели, как это явление проявляется в разных частях мира. Так вот взять, к примеру, Индию. Там открылся McDonald’s, а повсеместно его символ — мясной бигмак. Но в Индии же не едят говядину, и место бигмака успешно занял бигчикен. И нормально, концепция не загнулась. Такие же трансформации и с английским языком — он ведь тоже изменяется в разных культурах, но ядро остается всегда неизменным. То же самое неизбежно и с любой другой культурой, любым другим языком, и с латышским в том числе.