В Курземе с 1960-го по 1982 год были пробурены 141 или даже 142 скважины. Сложившиеся здесь в то время легенды говорят, что жители хуторов возвращались от бурильщиков с ведрами, до краев наполненными еще теплой, как парное молоко, нефтью. Вроде гудениекская нефть по своим характеристикам является легкой, то есть ее можно даже без предварительной обработки лить в баки наравне с соляркой. Так какая она – латвийская нефть, кто ее сегодня ищет, каковы ее запасы и можно ли начать промышленную разработку месторождения, – все это пытался выяснить корр. «Часа».
В середине октября в Гудениеки (Кулдигский район) впервые в истории независимой Латвии начнется бурение новой нефтяной скважины.
…Когда утром я в первый раз спросил у Кристапса Румниекса, есть ли в Латвии нефть, он ответил на манер восточного дипломата, мол, да, есть, точно есть, но может быть, в каком-то смысле, что и нет, правда, может быть, что и может быть… Обсадная колонна, буровой раствор, фрезер, кембрийская порода, ордовикская порода… Чтобы понять друг друга, нам пришлось разговаривать чуть более восьми часов.
Несколько слов в пользу идеи
…Когда я сказал своему приятелю, что еду на нефтевышку, он уточнил: «В Уренгой?». Нет, сказал я, в Кулдигский район. Ты что, не знаешь, что в Латвии ведутся…
Мой приятель отмахнулся от меня на середине фразы.
- Подумай сам, ну какая в Латвии может быть нефть? Все это детский лепет и такие же игры! В Сибири – да. В Техасе. В Норвежском море. В Саудовской Аравии, – начал перечислять он. – На Каспии нефть, даже в Балтийском море, у побережья Польши, крупное месторождение… Я даже под Клайпедой видел качалки – день и ночь работают… Но под Клайпедой, я думаю, фигня, а не месторождение. Так, для одного человека, баню натопить. И у нас такая же фигня!
…Пересказываю этот диалог Кристапсу.
- А знаете, откуда под Клайпедой тянут нефть? Из-под Куршской косы! У них ведь не вертикальная, а горизонтальная выработка! Так называемая наклонная скважина, современнейшие технологии…
- А сколько литовцы качают в день? (Хочу уточнить у Румниекса цифру, найденную в недрах интернета – «около 2 миллионов тонн в год».)
- Да кто ж его знает? Точных цифр в таком деле никто не даст – коммерческая тайна!
Мы едем в Курземе. Нефтяной латвийский край. Двигатель «бусика» урчит вовсю, но низкий голос моего собеседника довольно легко и непринужденно перекрывает дорожные децибелы… «Ага, – думаю я. – Голос нефтяника, привыкшего к шуму на буровой…».
- Вообще, что у литовцев, что у поляков в море, что у нас тут, и в море, и в Курземе – все это, можно считать, один нефтяной бассейн. И если соседи нефть добывают, почему мы не можем?
Я думаю, в Балтийском море очень богатые залежи… Поляки сколько лет нефть качают? То-то. А наши правители – это что-то особенное… (Помню, помню как однажды сказал бывший спикер Сейма г-н Эмсис: «Это хорошо, что у Латвии в недрах есть нефть. Пусть она там и остается».) Чего только не придумают, лишь бы ничего не делать! Я бы на месте государства…
…Вдали, прямо по курсу движения, я наконец разглядел какой-то высокий вертикальный агрегат.
- Ну вот, почти приехали, – говорит Кристапс. – Сапоги можно не надевать.
- Знаете, когда мы начали работы, местное население даже как-то ожило! Еще бы: нефтяников надо кормить, им надо где-то жить, их объекты надо обслуживать. Тут один человек сидел на своем хуторе, не знал, чем заняться, чтобы на хлеб заработать. Теперь взял в лизинг грузовик и работает с нами – подвозит, увозит, в Польшу, из Польши. Вот так: нефть мы еще не добываем, зато гудениекская трясина уже начала преображаться.
Проехав от Риги около двухсот километров, сворачиваем с асфальта и въезжаем на каменистый тракт.
- Пару лет назад здесь было болото. Дорогу мы построили. И линии электропередачи провели, канавы для стока воды вырыли, чтоб осушить территорию, гравий навезли поднять всю эту площадку. Где повыше – сплошная глина. Народ шутит: если не нефть, то глину будем добывать. Она в этих местах первоклассная.
Машина останавливается перед шлагбаумом, Кристапс выскакивает и запускает нас в святая святых гудениекских топей.
- Вот, смотрите. Это и есть скважина.
Я немного огорчен. «Позвольте! А где вышка? Где языки пламени? Где радостные, черные от нефти лица добытчиков? Где все то, что с детства я знаю о нефтеразработках? Народ где? Костры, гитары, романтика?» Вместо всего перечисленного – гигантского вида «навороченный» водопроводный кран, торчащий из небольшого, метра полтора в диаметре, наполненного дождевой водой колодца… И это, я вас спрашиваю, все?
- Эта скважина нами законсервирована, – Кристапс ловит мой недоуменный взгляд. – Из нее вести добычу мы, скорее всего, не будем. Нет смысла. Что она дает? Каких-то 40-60 тонн в день. А рентабельность начинается с цифр 800-1000 тонн. И это минимум, учитывая наши текущие расходы.
- Вам не жалко своего труда? Столько тут пахать для того, чтобы вот так заткнуть пробкой и бросить скважину?
Кристапс в очередной раз («Интересно, доживу ли я до того момента, когда наконец научусь задавать нефтяникам вопросы, не вызывающие у них приступ веселья?») смеется.
- А мы эту скважину не бросили. Во-первых, с ее помощью ведется контроль за состоянием грунтовых вод («Видите два синих шкафчика в земле? Там шестиметровые колодцы, откуда регулярно берутся пробы на «экологичность»), а во-вторых, именно через нее лучше всего закачивать воду в недра, чтобы в породе возникало необходимое для добычи нефти давление. Этим мы здесь, скорее всего, и займемся, если, конечно, дело дойдет до добычи.
Краткий курс новейшей истории Латвии. Часть первая
В 2001 году собственник фирмы Alina Петерис Шмидре принимает решение: «Буду добывать нефть».
Тогда же он обращается к Кристапсу Румниексу, работнику интернет-провайдера Baltcom с предложением: не хочешь ли попробовать себя на новом участке?
- Что я знал в те дни о нефтяном промысле? – переспрашивает Кристапс. – Ровным счетом ничего!
А ведь к тому времени у него было уже два высших образования: он окончил Латвийскую сельхозакадемию и Рижский технический университет. Пришлось Румниексу отправиться в библиотеку и снова начать грызть гранит науки.
В библиотеке он находит сведения, что в советские годы в Латвии велась нефтеразведка, и только в Курземе с 1960 по 1982 годы были пробурены 141 или даже 142 скважины!
К тому же в народе по сей день ходят легенды о том, как в те годы жители хуторов Кулдигского района ходили к бурильщикам, от которых возвращались с ведрами, до краев заполненными еще теплой, как парное молоко, нефтью. Говорят, гудениекская нефть, поднятая на поверхность в ходе разведки, легка не только на подъем, но и по своим характеристикам, а значит, ее можно даже без предварительной обработки лить в баки наравне с соляркой.
Сказки? Нет, узнает Румниекс от людей, работавших в 80-е на кулдигских разработках, – быль.
Что ж, из этого и будем исходить, решают в Alina. Пора приступить к сбору более точной информации. За немалую по тем временам сумму – 12 тысяч американских долларов – Alina покупает у государства архивные данные советского времени…
- Если бы мы тогда знали, за что заплатили! (Кристапс, кажется, начинает багроветь, или это мне все-таки кажется?). За 12 тысяч купили себе геморроя на целый миллион… И дело даже не в том, что нефтеразведка – затратное занятие (в нее можно вбухать целое состояние, а до добычи так и не дойти и остаться голым), а в том, что государство продало нам сведения, за достоверность которых ответственности не несет!
Назвать приобретенные ООО Alina данные «точными» у Кристапса язык не поворачивается.
- Была такая в советской Латвии организация: Государственная геолого-разведочная служба ЛССР. Что касается сейсмической разведки, которая занималась исследованием структуры недр, тут у нас претензий нет. К тому же сейчас такую разведку было бы произвести трудно. В советское время земля принадлежала государству: приехали, навезли аппаратуры, заряды в землю вложили, датчики по всей территории навтыкали, «ба-бах, ба-бах, ба-бах», и вот она, картина недр. Сейчас же, когда земля принадлежит частникам, пока со всеми договоришься да с нашими бюрократами согласуешь, годы могут пройти!
А в отношении всего остального…
11-метровый удар ниже пояса
- Я позже узнал у бурильщиков: им в СССР платили не за часы, а за каждый пробуренный метр. Сколько метров – столько денег в кармане. Отсюда разные приписки, неточности…
В советские годы подобное вполне спокойно проходило: чем были латвийские скважины для огромного Советского Союза? Какой-то отдаленной перспективой, заделом, отложенным про запас. И это понятно: при такой-то Сибири это можно себе позволить! Вот почему приписки и неточности не играли серьезной роли: когда еще, думали люди, сюда кто-нибудь вернется и проверит?
Проверить пришлось Кристапсу Румниексу. Спустя двадцать пять лет.
- У нас был выбор: бурить новые скважины или использовать советские. По деньгам получалось, что реставрация старых выгоднее. К тому же мы еще надеялись на то, что купленная нами информация Государственной геолого-разведочной службы ЛССР в целом верна.
Сомнения зародились тогда, когда в гудениекских болотах Румниекс неожиданно обнаружил две пробуренные скважины («Обсадные трубы торчат из земли… Две – это только я нашел. Но, думаю, были и еще, просто трубы могли крестьяне спилить, чтобы пахать не мешали».), сведений о которых на советских картах найти не удалось.
- Весной этого года мы приступили к работам по реновации скважины Р-2. («Р» – это от первой буквы слова «разведывательная»).
Что мы о ней знали? Что работы советских буровиков завершились на глубине 989 метров. Что длина обсадной колонны – 981 метр. Что проблем нет.
Поставили перед собой задачу опустить бур на эту глубину и пройти немного ниже. (Впоследствии нефтяники дойдут до отметки 1010 метров, но произойдет это, увы, с опозданием на месяц от запланированного графика.)
- Польская фирма ZRG Krosno, с которой мы заключили договор, привезла и установила оборудование. 40 тонн! Начали.
До 970 метров бур шел как по маслу.
- И тут фрезер во что-то упирается. Как сейчас помню: стою на мостике, 4 часа утра, ночь с 21 на 22 июня. Как раз дата начала войны. И тут вдруг мостик как качнется! Еле на ногах устоял. Что такое? По нашим данным, еще 17 метров свободного пространства!
О том, что случилось, нефтяники поняли тогда, когда первый раз подняли с глубины начисто отработанный, стершийся фрезер.
- Одиннадцать метров металла! Одиннадцать!
- Какого металла?
- Насколько мы потом сообразили, это оставленные советскими буровиками в обсадной колонне бур и насос. Представляете?
Что же произошло в том уже далеком 1982 году, когда на скважине, именуемой в технических документах «Р-2», прекратились нефтеразведочные работы?
- Можно только предположить. Видимо, бур у них застрял в породе или что-то еще произошло… Платили людям, как я уже говорил, за пройденные метры, а не за время, проведенное на мостике, доставать железо с такой глубины они не захотели – это в наши дни подъем буровой трубы с километровой глубины занимает 5 часов, а в те годы техника была менее совершенна. Но одним подъемом проблему не решить. Потом надо буровую трубу снова опускать – это 4 часа, ввинчивать в застрявшее железо специальное приспособление, снова поднимать всю конструкцию – опять пять бесплатных часов, и не факт, что железную «рыбку» удалось «поймать». Вот когда труба поднимется на поверхность, тогда и станет ясно: зацепили, не зацепили? А если не зацепил, снова опускайся на глубину и снова «лови».
В общем, все это и предстояло сделать польским нефтеразведчикам весной 2007 года. Двадцать пять лет спустя. А концерну Alina за все это заплатить.
Стоит ли игра свеч?
- Считайте сами: скорость вращения фрезера примерно 1 оборот в секунду. Ему предстояло просверлить 11 метров железа. Сначала фрезер стер в порошок железный стержень шириной 24 миллиметра. Посмотрели ГОСТы – такого размера у советских бурильщиков были внутренние насосы. Потом было самое интересное. 114 миллиметров в диаметре – по ГОСТу – колонковое долото! Ну и бур, естественно…
Фрезерная накладка, кстати, тоже не вечная. И дорогая. (Спрашиваю у Кристапса: «А сколько стоит такой фрезер?» – «Точную цифру не помню, но на машину хватит. Скажем, за новое буровое долото мы отдали 26 тысяч долларов…»)
- 2-3 часа работы, и подъем. Меняем накладку, опять опускаемся в скважину. Я сосчитал, что суммарно за это время мы прошли около 40 километров.
Операция по расчистке обсадной колонны на глубине почти в один километр заняла 34 дня. За каждый рабочий день полякам было уплачено: зарплата плюс аренда оборудования. Прямые убытки – 15 тысяч евро в сутки.
Когда я докладывал господину Шмидре о ситуации, то думал: все, это конец, сейчас инвестор просто закроет проект.
…Кристапс Румниекс обратился в госструктуры с вопросом, несут ли они материальную ответственность за качество проданной ими информации, за ее соответствие действительности (ведь именно исходя из нее и создавался технический проект реновации скважины Р-2). Надо ли говорить, что ответ на свой вопрос он получил отрицательный.
- Все-таки не могу понять, зачем Alina идет на такой большой риск. Почему даже в СССР, стране, которая могла себе позволить самые бесперспективные проекты, из этих скважин в гудениекских болотах нефть не добывали? И это при том, что, как вы говорите, она тут есть?
- При той цене за баррель, которая была в те годы? При том общем объеме, который был тогда в Советском Союзе? Ответ простой: не стоило и возиться.
Сейчас иное время, иные цены, другая страна. Для Европы при нынешней стоимости барреля проект очень даже интересный. Если, конечно, он будет реализован.
( Продолжение следует .)
Справка
Только на работы по реконструкции скважины Р-2 к августу 2007 года Alina затратила 1,2 миллиона долларов США.
Иван ПОСОХОВ Рига – Гудениеки – Рига