Элерте: в публичном пространстве больших городов доминирует русский язык 3

Напомним, что неделю назад ответственное ныне за интеграцию ведомство — минкульт — обнародовало вводную часть основных положений интеграции и национальной идентичности. "Интеграция через унижение" — так называлась статья в газете "Вести Сегодня". Я весьма критично оценил документ, а особенно содержащиеся в нем определения. Так, неграждане были названы иммигрантами. Логичен вопрос: можно ли добиться успеха в интеграции, разделяя постоянных жителей на разные категории, в том числе на обидную категорию "иммигрант"?

Вот что в своем ответе на нашу статью написала министр культуры Сармите Элерте (перевод с латышского — автора):

"Прежде всего — не существует противоречия между тем, что в Латвии наблюдаются признаки двухобщинности, и тем, что в интеграционной политике за 20 лет достигнуты многие позитивные изменения. Финансируемая ООН госпрограмма латышского языка, постепенный переход школ от обучения на русском языке к преподаванию большей части предметов на латышском, принесли позитивные результаты. В конце 80–х латышский язык знали только 22% нелатышей, сейчас его знают 52%. В 90–е годы 440 000 нелатышей прошли аттестацию по латышскому языку. Недавнее исследование показало: успеваемость русских детей не ухудшилась от того, что им нужно сдавать выпускные экзамены на латышском. Довольно уверенно можно утверждать, что почти все молодые нелатыши в возрасте до 27 лет знают латышский.

Однако исследования последнего времени указывают на усталость от интеграции. "И хотя возросло количество знающих латышский, уменьшилось использование латышского: в 2000 году в рабочей среде главным образом на латышском общался 71% опрошенных, в 2008–м — 57%. В общественных местах в 2000 году общались главным образом на латышском 74%, в 2008–м — 65%. В публичном пространстве больших городов доминирует русский язык. Это указывает на то, что нужно выдвигать новые цели и последовательно работать, чтобы их достичь. Один из примеров проявления двухобщинности — это сбор подписей, чтобы инициировать референдум о русском языке как втором государственном. Русский в качестве второго госязыка в Латвии означал бы закрепление двухобщинного государства. Ни латыши, ни нацменьшинства не заинтересованы жить в вечном напряжении и дискомфорте, создаваемом разделенностью общества.

Ссылка на Лиссабонский договор, давая в вводной части определение длительных иммигрантов ("бывшие граждане СССР, которые оказались в Латвии во время оккупации, длительно живут в стране, не получили гражданство Латвии или стали гражданами третьих стран"), является корректной, поскольку предложенное определение создано с использованием юридической логики — если в Лиссабонском договоре есть определение гражданина ЕС, то все субъекты, которые в это определение не включены, принадлежат к гражданам третьих стран и в отношении к Европейскому союзу являются иммигрантами. В Лиссабонском договоре нет термина "иммигрант", но он внесен в этот документ (основные положения интеграции. — поясн. ред.), чтобы обозначить определенную общность людей, у которых не создалось устойчивой связи (принадлежности) с латвийским государством. Цель этого обозначения не в том, чтобы кого–то обидеть, а открыто говорить о существующей проблеме: в Латвии длительно живет численно большая группа жителей, которая не может или не желает присоединиться к сообществу граждан Латвии.

Также не согласна с тем, что вводная часть программы свидетельствует о "попытках проводить интеграцию по французскому сценарию". Имеется существенная разница между интеграционной политикой Франции и той интеграцией, которая проводится в Латвии. Во Франции очень жесткая политика ассимиляции, законодательство не признает права нацменьшинств. Интересно, как это недавно сформулировал президент Франции Николя Саркози: "Если вы приходите во Францию, вам нужно влиться в единое общество, и это французское национальное общество. Если вы это не можете принять, тогда вы для Франции неприемлемы… Французская нация не может принять, что иммигранты меняют ее (нации) стиль жизни". В отличие от Франции Латвия всегда признавала существование нацменьшинств. Защита нацменьшинств включена в конституцию. И в программе национальной идентичности и интеграции сказано: "Нацменьшинства и их культура — это неотъемлемая и важная составная часть латвийского общества и культурного пространства. В Латвии у любого представителя нацменьшинств есть право сохранять и развивать свой язык, этническую и культурную самобытность, государство это поддерживает".

* * *
Во–первых, спасибо за комментарий — это уже свидетельствует по крайней мере о готовности к дискуссии по проблеме интеграции. Во–вторых, можно согласиться с выводом министра об усталости в обществе — вот только не от интеграции, а от болтовни о ней! Нелатышам, а впрочем, и латышам тоже, надоели эти постоянные пустые разговоры о необходимости кого–то куда–то интегрировать. Будем считать, что на сей раз минкульт все–таки перейдет от разговоров к делу. Но для этого, на наш взгляд, нужно выполнить три условия. Первое из них — все–таки прекратить делить те же нацменьшинства или русскоязычных на граждан и иммигрантов. Такая, с позволения сказать, правда никому не нужна — это только усиливает раскол в обществе и отчужденность тех же неграждан от государства. К тому же задача интеграции, насколько мы понимаем, намного шире, чем просто включение в гражданское общество неграждан.

Второе условие — нужно прекратить связывать интеграцию только с проблемой латышского языка, хотя спорить не будем, что владение языком — это важный фактор.

Третье условие — к дискуссии минкульт должен сам привлечь неправительственные организации, представляющие русскоязычных. Прежние госинтеграторы предпочитали высокомерно ждать, пока русскоязычные общественные деятели сами попросятся на дискуссию, будут умолять, чтобы их выслушали и включили в какую–то экспертную группу. Власть должна преодолеть гордыню и сама обратиться к нацменьшинствам, в том числе и к тем, кто, может быть, регулярно не читает информацию на латышском. Хорошо, конечно, что полный текст программы интеграции смогли прочитать читатели "Latvijas avīze", но было бы разумно, если бы минкульт "рискнул" перевести документик для тех, кого они хотят интегрировать, ведь тяжело интегрировать людей, если они об этом не подозревают.

Теперь о данных опроса по использованию госзыка, на которые ссылается г–жа Элерте. Вполне возможно, что действительно число общающихся на латышском в "рабочей среде" сократилось. Но едва ли вдруг русские в латышских коллективах перестали говорить с латышами на их родном языке. Причина банальна до невозможности — латыши в еще большем количестве, чем русскоязычные, бегут из страны. Если что и угрожает латышскому языку и его использованию в публичном (и непубличном) пространстве, так это отъезд носителей госязыка. Может, министр культуры полагает, что в результате интеграции русские с русскими будут говорить исключительно на латышском?

Мы, конечно, не думаем, что интеграция в Латвии пойдет по французскому пути, тем более что и сами французы уже сомневаются в успехе своей модели интеграции. Действительно во Франции все говорят по–французски, в том числе и иммигранты из африканских и азиатских стран. Ну и помогло это им? Кстати, что до нацменьшинств, то, может, их статус во французском законодательстве и не прописан, однако руководство страны очень чутко относится к мнению крупных этнических диаспор, тому подтверждение и ежегодная встреча всех лидеров Франции, включая Николя Саркози, с представителями еврейской общины страны.

Пора уже оставить фантазии про "открытую латышскость" и понять, что сплочение общества возможно только на равной основе, без главных и побочных народов, без навешивания ярлыков ("иммигранты", "те, кто приехал в годы оккупации" и т. п.). Кстати, если уж мы так любим определения, то следует помнить, что неграждане — это совершенно особая категория людей, это не лица без гражданства и не иммигранты. Правящая в 90–е годы элита сама придумала этот статус для четвертой части населения, и интеграция была бы более успешной, если бы нынешним властям хватило духа хотя бы извиниться перед теми людьми, которые никого не оккупировали, а стали жертвами исторических перемен и игр политиков. Многие из них активно боролись и за независимость, а потом тоже оказались людьми второго сорта.