Дно Балтики усеяно сотнями тысяч мин и снарядов, готовых взорваться в любой момент.
Что представляет из себя дно нашего моря, рассказал бывший рижанин, а ныне петербуржец подполковник в отставке Валентин Фролов. За годы службы он обезвредил тысячи боеприпасов, найденных и в земле, и под водой. Иногда они просто крошились в его пальцах, но взрыватели их были целы… То, что Валентин Васильевич до сих пор жив, говорит о том, что дело свое он знает. Сейчас опытный сапер занимается морской геологоразведкой на Балтике – ищет залежи марганцевого концентрата. Но по большому счету ежедневно смотрит смерти в глаза.
Первая волна
По окончании Второй мировой войны союзникам по антигитлеровской коалиции достались 302 875 тонн немецких химических боеприпасов, содержащих свыше 66 000 тонн отравляющих веществ (ОВ). Большая их часть была снаряжена ипритом, прочие содержали люизит, зарин, зоман, табун, синильную кислоту, «Циклон-Б».
Поначалу было решили затопить химическое оружие в океане на глубинах свыше километра. Военные тогда не сомневались, что это наиболее безопасный способ устранения угрозы.
Каждая из стран-союзниц обязалась уничтожить те боеприпасы, которые оказались в ее зоне оккупации. На долю СССР пришлось 35 000 тонн, или 12% от общего количества. Но СССР решил не тащить боеприпасы в океан и затопил свои трофеи россыпью в Балтийском море в двух местах: 30 000 тонн вывалил у датского острова Борнхольм, а оставшиеся 5000 тонн – в 70 милях от Лиепаи. Глубина места затопления всего 101- 105 метров.
США и Великобритания, следуя примеру СССР, тоже не повели суда с химическим оружием в океан, а затопили их в 20 милях от шведских портов Люссекиль и Ариендаль. Глубины там около 200 и 600 метров соответственно.
Были сведения о затоплении ОВ и в других местах, в частности, в проливе Каттегат. Дело в том, что все документы на сей счет были засекречены, поэтому точное количество мест затопления неизвестно, равно как и количество затопленных судов: по разным данным, оно колеблется в пределах от 40 до 65.
Когда в 1997 году истек 50-летний срок хранения секретов, США и Великобритания продлили его еще на 20 лет, до 2017 года. Россия же свои материалы рассекретила еще в 1991 году, после чего вопрос о затопленных Советским Союзом ОВ впервые рассмотрела международная комиссия, собравшаяся в Хельсинки.
Она приняла решение, что боеприпасы не представляют реальной угрозы, так как их разгерметизация займет не один десяток лет, а медленно просачивающиеся в море ОВ успеет нейтрализовать морская вода – через процесс естественного гидролиза. А поэтому, если боеприпасы не трогать, то опасность невелика. На том и успокоились. Это был первый случай равнодушного отношения к проблеме и ее недопонимания.
Вторая волна
Однако генетики со временем доказали, что даже микроскопические дозы ОВ типа иприта при попадании в живой организм способны вызвать нарушение генетического кода и через несколько поколений привести к мутациям. А весь ужас в том, что вызвать мутации могут даже несколько молекул ОВ, находящихся в литре воды. При этом наибольшую опасность представляют собой «судовые» захоронения, которые вследствие коррозии боеприпасов могут дать так называемый залповый выброс, когда в море могут оказаться одновременно сотни тонн ОВ.
Дело в том, что толщина стенок у боеприпасов 5- 7 мм, а скорость коррозии в морской воде составляет 0,1- 0,15 мм в год. За прошедшие 60 лет от тех стенок почти ничего не осталось, а потому недалек день, когда верхние слои боеприпасов, лежащих навалом в трюмах судов, просто продавят своей массой ниже лежащие, что и вызовет залповый выброс ОВ.
Такое количество отравляющих веществ море переработать не в состоянии. Планктон, легко впитывающий в себя отраву, первым подвергнется мутациям, попадет на корм рыбам, а те в свою очередь – на стол к человеку.
В декабре 1995 года в Киото на форуме стран – экспортеров рыбы и морепродуктов представитель России предупредил коллег о возможных негативных последствиях тайной операции союзников полувековой давности. Реакция коллег носила взрывной характер, но уже на следующий день проблема больше не поднималась. И это стало вторым случаем равнодушия, но уже не на основе непонимания. Скорее наоборот. Участники форума отлично поняли, какими экономическими и политическими последствиями грозит развитие темы. Поскольку единственный реальный выход из ситуации – полный запрет на добычу морепродуктов. А это означает, что потери рыбной отрасли и туристического бизнеса могут составить 12- 15 миллиардов евро в год. Причем не только в странах Балтийского бассейна, но и в странах Северного моря.
Повторно столкнувшись с равнодушием, Россия продолжила исследования самостоятельно. И попросила у Швеции разрешение обследовать один из районов «судового» затопления ОВ – в 20 милях от крупнейшего рыбного порта Люссекиль. Шведы дали срок два дня.
За эти два дня были обнаружены шесть затопленных судов, взяты пробы воды и грунта. Результаты анализов шведов потрясли: ОВ поступали в воду и оседали на дне уже продолжительное время, причем следы иприта и люизита встречались на удалении до полумили от затопленных судов. Содержание мышьяка превышало фон в 200 раз. Но залпового выброса еще не произошло.
Третья волна
15 октября 1997 года в Осло россияне доложили результаты исследований на заседании стран НАТО, Швеции, Польши, Финляндии, Литвы, Эстонии и Латвии. После доклада участники совещания попросили сделать перерыв, связались со своим руководством, после чего заявили, что не уполномочены принимать решения, и попросили отложить встречу на полтора месяца. Кроме того, была высказана просьба к руководству России пока не публиковать материалы исследования… Однако ни через полтора месяца, ни спустя девять лет никто на связь с россиянами так и не вышел. Стало очевидным, что это уже не равнодушие, а откровенное нежелание решать проблему.
А Россия продолжила исследования. В 1998 году там же, в районе Люссекиля, было обнаружено уже 17, а в 2000 году – 27 судов и десятки их фрагментов. Пробы показали наличие ОВ начиная с глубины 40 метров вплоть до грунта и в самом грунте. В отдельных местах концентрация мышьяка в грунте составляла до трех граммов на килограмм. Это уже не вода, а яд. А в трех точках захоронения был впервые обнаружен смертоносный зарин, который тек из снарядов и бочек прямо под днищем российского научно-исследовательского судна «Профессор Штокман». При этом в районе шел интенсивный лов рыбы десятками судов.
Девятый вал
К беде с отравой следует добавить еще одну. В двух мировых войнах ХХ века воюющими сторонами на Балтике было установлено свыше 133 000 морских мин. Большое применение нашло и противодесантное минирование прибрежных вод. Например, длина минного поля, установленного на мелководье вокруг острова, на котором расположен Кронштадт, достигала 50 километров. На сегодня установлено, что средняя «засоренность» Балтийского моря составляет 0,3 мины на один кв. километр, а в Финском заливе – две мины на кв. км. При этом «открытия» там делаются каждый год уже в течение 60 лет.
И не мудрено. Тральные работы, проводимые в 1918- 1919 годах, дали такой результат: было поставлено 56 600 мин, а обнаружено их только 21 300. При том, что почти все их боевые срабатывания были зафиксированы. Таким образом, две трети мин с Первой мировой войны все еще лежат на дне.
При тралении после Второй мировой войны все страны антигитлеровской коалиции в сумме сняли и уничтожили около 35 000 мин. Напомним, что установлено их было на 100 000 больше…
Полно на дне морском и торпед. В боевых условиях из пяти выпущенных торпед только одна достигала цели, остальные, израсходовав запас хода, аккуратно ложились на дно, пополняя подводный арсенал. Полно там и авиабомб весом до 3 тонн, и артиллерийских снарядов калибром до 406 мм.
Все это добро смертельно опасно, так как часть его уже засыпана отложениями и невидима, но при этом ВСЕ добро лежит со взведенными взрывателями.
А еще на дне Балтики самое большое в мире кладбище кораблей. В Первую мировую войну пошли ко дну около 200 военных и 586 торговых судов. Во Вторую мировую – около 800 боевых кораблей, около 100 подводных лодок, более 1000 транспортных судов и более 200 самолетов. Все они, даже транспортники, несли на себе вооружение и боеприпасы. Кроме того, на судах находятся тысячи тонн мазута и дизельного топлива. Только одна затонувшая подводная лодка содержит в своем чреве около 90 тонн свинца и 45 тонн аккумуляторной кислоты, но это уже так, мелочи…
Валентин Фролов все это ежедневно видит на экране чувствительного японского радиолокатора и при спусках с аквалангом под воду. Поэтому уверяет, что строительство газопровода по дну моря потребует сплошного разминирования трассы. Это дорогое удовольствие и опасное. А самой большой проблемой станет затопленное россыпью химическое оружие. Различить под водой проржавевшие химические боеприпасы, на которых не видно маркировки, задача неразрешимая. Подъем и вывоз их невозможен – их корпуса рассыплются…