Первый вопрос, который мне задают до сих пор: как я попал в Цхинвал? Хороший вопрос. Отвечаю: не знаю! Я знаю только одно: было бы желание! Это касается как журналистов, так и наблюдателей ОБСЕ, которые по вчерашнему выражению нашего латвийского министра иностранных дел Мариса Риекстиньша, “не могут попасть в зону конфликта, потому как Россия их просто туда не пускает”.
Второй обязательный вопрос, который мне задают: за какие “шиши”, в смысле, деньги я там оказался? Во сколько обошлась поездка — я не скрываю. Кто конкретно мне помог — коммерческая, если хотите, военная тайна! Могу сказать, что никакие политические силы тут не при чем: наши политики, включая, прости Господи, “левых”, предпочитают сидеть в тепле и любить Родину на расстоянии. Короче говоря, запрошенная мною сумма была выдана даугавпилсскими бизнесменами через час — без лишних вопросов! Надо было просить больше…
Из дневника
Пишу из автобуса. Спал часа два. Свиная тушенка, накиданная мне ребятами в Москве, расплавилась. Вечером ужинал в номере обыкновенной копченой колбасой: почему всего меня обсыпало какой-то хренотенью — непонятно. Чай в гостинице “Владикавказ” 13 “рэ” — в десять раз дешевле, чем в Москве. Вообще, кормежка по первому разряду.
Возле гостиницы имел короткую беседу с уполномоченным по правам человека в России Владимиром Лукиным. Они тоже прибыли вчера с комиссаром по правам человека Совета Европы Томасом Хаммербергом. В Южную Осетию собираются завтра. Мне нужно сегодня.
Встретился с Юрием Юрьевичем Хведчиным, капитаном первого ранга, из пресс-службы Минобороны России. Помощь обещана.
Журналистская братия
Иностранных журналистов во “Владике” много. Практически из всех стран Европы. Но из Прибалтики и Польши пока я один.
Как попасть в Южную Осетию? С одной стороны, де-юре, Цхинвал — территория Грузии. По факту, местные: и северяне, и южане пересекают границу просто — по предъявлению паспорта. Виза в Грузию латвийским “арийцам” не нужна. Я, как “негр” (негражданин) Латвии, совершенно на законных основаниях, без всякой визы, могу находиться в Северной Осетии.
Короче, ребята, война! Какие, к черту, визы! Журналистика — это состояние души, а не профессия! Хоть горы перегороди, все равно, кому надо, тот проскочит! Другое дело — стоит ли подвергать журналистов не нужному никому риску? Это и есть самый главный аргумент, которым наш брат пользуется. И власти это понимают.
Каждое утро военные репортеры и журналисты собираются у гостиницы “Владикавказ”, нанимают автобус, который в сопровождении милиции (на всякий случай) везет колонну “веселых ребят” до границы.
Далее в Цхинвал (именно так называют город осетины), при безусловном наличии аккредитации МИД РФ, ты попадаешь как бы самостоятельно… но все в том же автобусе. Таможня сверяет списки, считает всех по головам — столько же должно вернуться обратно. После пересечения границы милиция скрывается.
Кругом горы! Красота неописуемая. Воздух лечит, уже пропали следы ночной аллергии! В другое время сюда бы со всей семьей!
От Владикавказа до Цхинвала 180 километров, автобус преодолевает путь за пять часов. Всю дорогу со стороны Цхинвала идет нескончаемый поток российских войск. В сторону Цхинвала такие же потоки, но мирные: гуманитарные грузы и заправщики с горючкой. В Цхинвал ведут несколько туннелей; при въезде-выезде — пост: БТР и несколько бойцов.
Мои коллеги в автобусе уже побывали в Грузии. Для объективного отражения событий желают видеть Цхинвал. Со мной рядом журналист из Финляндии, жалуется: почему русские военные задают глупые вопросы?
— Какие военные, какие вопросы? — спрашиваю я.
Оказывается, он только из Тбилиси. Видимо, российские особисты проводили беседу. Несколько человек поддерживают: “И нас, — говорят, — спрашивали, — откуда мы, куда и зачем? Как будто мы шпионы!..”
— Пытали сильно? — улыбаясь, спрашивает продюсер японской телекомпании “Фудзи”.
Дружный хохот разряжает обстановку. Русский язык, кстати, кроме итальянки, в той или иной степени знают все. С итальянкой говорят по-английски.
Несмотря на то, что нам дан “зеленый свет”, на одном из блокпостов — стопор! Рядом виден населенный пункт, на перекрестке люди, кони, свиньи, “Жигули” и танки — все в куче! Пункт, видимо, важный — охраняют псковские десантники.
Из автобуса выходить нельзя, фотографировать нельзя, ничего нельзя — через пять минут все в гуще событий: операторы снимают, журналисты фотографируют, берут интервью, Андрей (старший группы) ругается, но больше для вида.
Подхожу на блокпост. Знакомлюсь с гвардии старшим прапорщиком Анатолием.
— Почти земляки! — жмет руку десантура.
Толя рассказывает, что через десять дней псковская дивизия будет уже дома. На вопрос, как “там” было, отвечает смехом:
— Да мы их просто не догнали…
Жара! Заминка вызвана большой колонной, которая вот-вот должна войти. Через дорогу переходить запрещено, но с другой стороны, возле бронетранспортера некое подобие киоска — в окошке видятся какие-то бутылки.
Увы! Бутылки в окошке — электролит для аккумуляторов; провода, свечи, “цацки” для “Жигулей”, какие-то болванки, штуковины (скорее для танка) — из мирной продукции одни зажигалки!
— Извини, сынок… — узрев мой растерянный вид, буквально по-матерински вздыхает старенькая, видно, что усталая осетинка. — Мы бедные…
— Да я, собственно, водички хотел…
— Да Господи! Бутылка пустая есть?
— Это мы, мамаша, мигом, — радуюсь я и бегу в автобус.
Напиваюсь ледяной воды из ведра, наполняем бутылку. И это снова случается! Ну откуда ей, старой женщине в таком месте, где радио даже нет, знать о международной политике? Нутром чувствую, что опять сказанул лишнее: словосочетание “латвийский журналист” натурально заставляет людей вздрагивать!
Я здесь буквально с миссией — пять минут разговоров: и мир, и дружба между латвийским и осетинским народами восстановлены!
— Теперь, — говорю, — мать, подкрепим дружбу делом: будем с тобой делать взаимовыгодный бизнес! — И покупаю трофейные зажигалки. Цена одной — десять рублей, я беру — по двадцать. Мой бизнес-партнер категорически против, но договариваемся. Болтаем за жизнь, я подсматриваю: за киоском на ящике из-под снарядов кроме зажигалок, две буханки хлеба, сухой армейский паек и прочая нехитрая утварь — российские солдатики и офицеры чем могут — помогают, подкармливают народ.
Что-то происходит. Посреди площади какой-то генерал отчитывает осетинского ополченца! Что случилось — непонятно, худенький осетин без головного убора, размахивает руками, матюгается. Следующий фрагмент: десантники берут вояку под конвой, я вскидываю камеру… И стоп-кадр! Прямо передо мной небритое кавказское лицо, автомат. Здоровенный детина толкает меня в плечо и орет, какого х… я тут фотографирую!..
От страха ору на него, пряча за спиной камеру. Выручает псковская десантура! Через дорогу бежит гвардии старший прапорщик Анатолий. Его отборный мат трогает душу до слез:
— Ты, б…, какого х… оружием тут трясешь! Убери лапы! Это мой земеля!..
Осетин испепеляет меня взглядом, но отступает.
— Ты как, Роман? — кладет руку на плечо Анатолий.
Никак! Я еще не ожил и немного в “коме”.
Порядок наведен. Через полчаса колонна проходит! Весь блокпост читает мою газету. Меняемся с Анатолием адресами. Меня зовут в автобус. Я уже достаточно близко познакомился с Юрием Юрьевичем, перешли на “ты”. Не знаю, в курсе ли полковник моего недавнего “подвига”, он читает “Динабург”, хитро улыбается, при подъезде в Цхинвал, сообщает, что берет меня под свое покровительство. Нет вопросов: главное — не “под арест”…
Боль и горе
Внутренне каждый был готов к разрушениям, но стоило автобусу въехать в Цхинвал, повисла мертвая тишина. Вместо города — руины! Полчаса ходу по главной дороге — сожженные дотла дома, обугленные детские вещи и игрушки, искореженные кроватки, остатки кирпичных кладок, переплетенные проводами, выжженные виноградники, черные куски металла — остатки от снарядов, сожженные автомобили, разбитая боевая техника, все еще дымящиеся деревянные сарайчики.
И снующие кругом голодные собаки. Следы войны — повсюду: гильзы, ящики из-под снарядов, тряпье, битые рамочки фотографий. Из пробоин домов — остатки нехитрого быта: матрасы в крови, рваные, в дырках занавески, раскромсанная мебель. И запах смерти. Как позже заявил мне в интервью помощник главкома сухопутными войсками Игорь Конашенков, только два дня назад с улиц Цхинвала убрали погибших грузинских военных. Их рвали голодные собаки.
Никто из местных дотрагиваться до них не хотел. Неизвестно, сколько бы трупы еще разлагались под палящим солнцем, если бы не миротворцы, буквально заставлявшие осетин прекратить распространение заразы. Мертвых сложили друг на друга в нескольких местах, сообщили грузинской стороне, но интереса к павшим в боях соотечественникам грузинская сторона до сих пор не проявила. “Не хотят, не надо, — поведал помощник главкома, — надумают: пусть приезжают. Пусть сами выкапывают и забирают”.
Почти у каждого в осетинской семье — погибший! Трудно говорить с людьми, в сердце которых — сплошная боль! Порой мы буквально бледнели от рассказов осетин. Их родственников убивали, резали, измывались над стариками и детьми. Раненых добивали в упор! Я разговаривал с осетинским старичком, рыдавшим на руинах своего дома. Он оказался единственным, кто не понес утрату близких: за день до бомбежки родственники уехали во Владикавказ.
Старик оплакивал сровненный с землей виноградник, за каждой веточкой которого он ухаживал “как за детьми”. “На что теперь жить семье? Как?” — сокрушался старец. В одной из деревенек Цхинвалского района рассказ другой женщины поверг журналистскую братию в шок: ее пятнадцатилетнему племяннику отрубили руки и ноги, затем отрезали голову. Таким образом калечили и уничтожали потенциальных воинов. Натуральное средневековье…
“Спасибо армии родной”! Пешком за день физически никуда не успеешь. В центре города в автобус подсели офицеры-миротворцы, те, кто 8 августа первыми приняли удар грузинских войск.
Автобус перевозит по нужным точкам: микрорайонам, деревенькам, разрушенным блокпостам и т.д. — все они известны. После остановки в каждом месте сорок минут работаешь один. Затем место сбора — и дальше. Автобус в шесть вечера должен двигаться в обратный путь — это не хорошо не успеть до границы до начала комендантского часа.
Каждый удобный момент я буквально достаю капитана первого ранга Юру: он за мной присматривает, я — за ним! Я понимаю, что в группе не один, но помимо общей программы, мне, кровь из носа, нужно попасть в изолятор МВД! Напомню, что главный пункт в моем плане: организовать встречу с грузинскими заложниками, которых, как сообщали некоторые западные СМИ, “держат в нечеловеческих условиях”.
Дело в том, что один из них — Томас Барбакадзе (ударение в имени на второй слог) отец Александра Барбакадзе, известного в городе бизнесмена. Более того, сам Томас учился, работал и прожил в Даугавпилсе двадцать лет. Потому газетой “Динабург” в лице его главного редактора, то есть меня, была поставлена сверхзадача: не просто встретиться с заложниками, а приложить все силы — и даугавпилчанина нашего освободить!
Мне нужна правда — это раз, во-вторых, взяв интервью у земляка, я успокаивал его сына, себя, Грузию и прочую “мировую общественность”. Поэтому, экономя место, я сознательно пропускаю множество интересных моментов: интервью с пострадавшими, беженцами, убитыми горем матерями и искалеченными детьми, — все ужасы войны подробно освещены до меня!
Я лишь убедился, что все это правда! Я сделал 720 фотографий! Я могу сказать: это поразительно! Все без исключения опрошенные нами осетины не держат зла на простых грузин! У некоторых смешанные браки, полно родственников-грузин. Позже я обсуждал с коллегами, уже побывавшими в Грузии: там картина другая — народ оболванен! Невероятно: там ждут реванша!
Виновниками геноцида осетины считают исключительно американцев. По их твердому убеждению именно Америка натравливает кавказские народы друг на друга, только ей нужна эта кровавая бойня! Второй по популярности после г-на Буша его грузинский друг г-н Саакашвили, его имя поминают исключительно непечатными выражениями (букву “а” подменяют на “у”). В нашей группе был немецкий журналист из Berliner Zeitung (отличный парень, мы летели с ним обратно в Москву), которого вначале все ошибочно принимали за американца. Коллеги его подкалывали: “Ну что, Джо, приехал прикупить земельки?..” Перед осетинами бедолага отбивался вместе со мной.
Кавказский пленник
Я “достал” всех! Полковника Юру, помощника командующего смешанными силами по поддержанию мира в зоне конфликта Владимира Иванова, заместителя главнокомандующего сухопутными войсками 58-й Армии Игоря Евгеньевича Конашенкова. Всю дорогу я “терроризировал” их, они, в свою очередь, республиканское МВД! Уже все желали интервью с заложником. Весь автобус желал! Когда транспорт остановился возле здания правительства Южной Осетии, зам. командующего вздохнул — меня уже ждали.
Протесты коллег, собирающихся со мной на интервью, в корне пресечены. Скоро комендантский час, до границы же добираться два часа.
Я остаюсь. Старший группы Андрей обещает договориться на границе — на тот случай, если надумаю возвращаться после интервью. Юра успокаивает старшего группы, обещает до утра приютить в новом лагере миротворцев. Автобус уезжает. Интервью состоится — радоваться надо… а где-то внутри предательски свербит.
Изолятор МВД в сотне метров от здания правительства. Сопровождает меня молодой, крепко сбитый симпатичный парень Давид — глава Бюро по правам человека при Президенте Южной Осетии. Сам предлагает сфотографировать встречу и предупреждает:
— Затем вас оставят один на один. Пусть говорит правду. Нам нечего скрывать.
Пока идем, узнаю, что г-н Барбакадзе в бараке старший. Что он очень хороший человек. Все заложники каждый день говорят по телефону с родными в Грузии (Томас с дочерями, проживающими в Тбилиси). Ежедневные прогулки.
— А как питание?
— Все заложники состоят на довольствии Российской армии, — отвечает Давид и дополняет: — Если бы наших возвращали в таком состоянии, а то ведь — сразу под капельницу.
За решеткой быстро привыкаешь к строгому распорядку. Когда тебя вдруг вечером выводят под конвоем, всякое на ум придет. Увидев незнакомца в гражданском, Томас Барбакадзе побледнел и заложил руки за спину. Я быстро выпалил, что мог: представился, сказал, что журналист из Латвии, приехал специально повидать его… Мы пошли (или побежали) на встречу друг другу и обнялись. Он плакал и не стеснялся этого, я ревел внутри. В общем, оба получили стресс!..
И вдруг канонада! Тут же звонок Юры:
— Роман, руки в ноги — и к зданию правительства! Зам. главкома из-за тебя рычит!
Так уйти я не мог. Я обещал Александру, что устрою телефонный разговор с отцом. Томас, оценив обстановку, тихо воспротивился:
— Не надо, Роман, да и Саша расстроится…
Набирая эсэмэску (телефон работает в одну сторону), говорю, что Саша в курсе дел и расстроится по-настоящему, если не услышит голос отца.
Пока отец и сын разговаривают, спрашиваю у Давида, можно ли оставить деньги.
Томас подзывает милиционера (весь проход забит любопытными омоновцами — “живой” журналист из Латвии):
— Смотри, Роман: я кладу деньги в сейф. Клянусь, по выходу он их получит!
На бегу прощаемся. Давид спрашивает, когда сдается в печать “Динабург”. Отвечаю, что в среду.
— Слово даю! — пожимает на прощание руку Давид. — В среду г-н Барбакадзе будет в Грузии! (В 17.00 в среду позвонила пресс-секретарь президента Южной Осетии Даглоева Ирина: “Роман, передайте вашему другу, что его отец в Тбилиси…”)
“Пиши просто правду”
Пока я был в изоляторе, ребята (офицеры) остановили гражданскую четырехдверную “Ниву”. Как, помимо водителя, в крохотную машинку влезли я, три офицера и два японских тележурналиста с телеканала “Эн-Эйч-Кей” в бронежилетах (японцы — самый дисциплинированный народ) с аппаратурой (у них запланированы сюжеты назавтра) — просто непонятно. Меня с фотоаппаратом буквально выдавдивает в открытое окно, — зато по пути дышу свежим воздухом и фотографирую.
Ко времени приезда в расположение части, грохочет уже во всю! Никто ничего не может понять, из-за перегрузки на линии, отключены все мобильники. Юра и зам.главкома о чем-то шепчутся, искоса поглядывают на меня, в глазах читается: “И какого хрена он нам на голову упал…”
В курилке, пытаясь меня ободрить, шутит какой-то старлей:
— Представляешь, как заголосит мировое сообщество: “В расположении российских войск… пропал без вести латвийский журналист…”
— Если тебя ранят, Роман, — подытоживает другой, — мы тебя спасем! Мы же миротворцы! Сделаем фото и пошлем в ООН! Америка и Латвия нас сразу полюбят! И мир на земле!
Все хохочут. Я, вроде того, улыбаюсь тоже.
Подходит капитан Иванов.
— Ром, идем в столовую. А то ща начнется… — шепчет миротворец и кивает в сторону зам. главкома. — И личный состав не накормлен, и ночлег не устроен, и пиво кончилось. Кстати, между нами: у меня три бутылочки есть.
Все, включая японского журналиста и его продюсера, уплетают гречку с мясом. На столе белый хлеб, сливочное масло. Я пью только чай — весь день ничего, кроме сигарет, не лезет.
Юра умудряется дозвониться до знакомого частника. Шутки шутками, но все за меня переживают. Грохочет уже рядом.
— У тебя полтора часа! Главное — выберись из города. Водила — наш человек.
Прощаюсь с Юрой и зам. командующего.
— Ты все видел, Роман… Пиши просто правду… — жмет руку зам. главкома.
— Пересечешь границу, возьмешь трубку у водителя и позвонишь! Это приказ! — и не думает шутить Юра.
До дороги провожает капитан Иванов. Рядом с КП стоит “Волга”.
— Поедешь не через город, а в окружную, через горы — там спокойнее. Понял?
Худощавый, пожилой осетин махает головой.
Прощаемся.
— Слушай, — заведя мотор, обращается ко мне водитель. — У тебя важный документ есть?
— Есть, — отвечаю. — Аккредитация российского МИДа.
Оказывается, что через город до первого поста десять минут. Через горы попадешь туда же, но через полтора часа.
— Давай, отец, через город… Тут уже не просто грохочет. Уже что-то мимо летит.
Поздно ночью, уплетая ужин в ресторане гостиницы, я услышал по телевизору: “Взрывы боеприпасов произошли в Цхинвали в месте скопления техники, изъятой у грузинской стороны в ходе операции по принуждению к миру. В этом же месте находилась и российская военная техника. К настоящему времени массовые взрывы прекращены, раздаются лишь отдельные взрывы с периодичностью 30-40 секунд. Осколки долетают до территории республиканской центральной больницы, где расположен лагерь МЧС. Здесь также сосредоточены журналистские группы. В настоящее время все находятся в укрытии”.
Роман САМАРИН, фото автора
(Продолжение следует)
10 сентября в 17.30 в Доме Москвы открывается фотовыставка журналиста Романа САМАРИНА “В город, которого нет”