На стене висели в рамках бородатые мужчины —
Все́ в очочках на цепочках, по-народному — в пенсне, —
Все́ они открыли что-то, все́ придумали вакцины,
Так что если я не умер — это всё по их вине.
Доктор молвил: «Вы больны», —
И меня заколотило,
И сердечное светило
Ухмыльнулось со стены, —
Здесь не камера — палата,
Здесь не нары, а скамья,
Не подследственный, ребята,
А исследуемый я!
И хотя я весь в недугах, мне не страшно почему-то, —
Подмахну давай, не глядя, медицинский протокол!
Мне известен Склифосо́вский, основатель института,
Мне знаком товарищ Бо́ткин — он желтуху изобрёл.
В положении моём
Лишь чудак права качает:
Доктор, если осерчает,
Так упрячет в «жёлтый дом».
Всё зависит в этом доме оном
От тебя от самого́:
Хочешь — можешь стать Будённым,
Хочешь — лошадью его!
ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ.
На стене висели в рамках бородатые мужчины —
Все́ в очочках на цепочках, по-народному — в пенсне, —
Все́ они открыли что-то, все́ придумали вакцины,
Так что если я не умер — это всё по их вине.
Доктор молвил: «Вы больны», —
И меня заколотило,
И сердечное светило
Ухмыльнулось со стены, —
Здесь не камера — палата,
Здесь не нары, а скамья,
Не подследственный, ребята,
А исследуемый я!
И хотя я весь в недугах, мне не страшно почему-то, —
Подмахну давай, не глядя, медицинский протокол!
Мне известен Склифосо́вский, основатель института,
Мне знаком товарищ Бо́ткин — он желтуху изобрёл.
В положении моём
Лишь чудак права качает:
Доктор, если осерчает,
Так упрячет в «жёлтый дом».
Всё зависит в этом доме оном
От тебя от самого́:
Хочешь — можешь стать Будённым,
Хочешь — лошадью его!