Какая несметная тяжесть на женские плечи легла…

В Смоленске остались папа и мама с 6-летним братиком и годовалой сестренкой. Девчонка решила пробираться к ним. Заблудиться она не боялась – дорога шла вдоль Днепра, а 25 километров пути ее не пугали. Страшно стало, когда до Смоленска осталось всего ничего. В воздухе гудели фашистские самолеты. С них падали на парашютах осветительные бомбы. Мертвенно-бледный свет указывал фашистам на заводы, склады, жилые районы, которые и являлись целями бомбежки. Растерянная, испуганная, ожидающая, что вот-вот ее разорвет бомбой, полуоглохшая от взрывов, она пряталась за сарайчиками и хлевами, едва заслышав рев вражеских штурмовиков. (Как будто ветхие строения могли защитить от бомб!) Намертво впечатались в память воспоминания той ночи – первой ночи войны в долгой череде других.

Из Смоленска, к которому стремительно продвигались гитлеровцы, мирные жители уезжали на восток страны. Некоторые из беженцев, чаще всего из раскулаченных, чуть ли ни ждали немцев – слишком велика была обида на советскую власть. Но жестокость эсэсовцев, ежедневные расстрелы и зверства против мирных жителей быстро их отрезвили. Каждому стало понятно, что на страну надвигаются полчища беспощадного врага, считающего наш народ скотом, предназначенным на убой. Таисия вместе с родителями поехали в Сухиничи – маленький городок, расположенный неподалеку. Навстречу им, а может быть, и собственной смерти шли колонны бойцев Красной армии. Некоторые расспрашивали беженцев – как там? что там? А там – жестокая битва. Из Сухиничей отца забрали в армию. У матери на руках маленькие дети, на что жить? Таисия решила попытать счастья в госпитале – больше негде было. Ходила туда несколько раз. Постоит у дверей, только услышит шаги, как со страха бегом домой. Но голод – не тетка. Пришлось себя преодолеть и попроситься: «Дяденька, возьмите меня санитаркой, а то все мы с голоду помрем!» Девчонку пожалели и приняли на работу. Плата была невелика – 400 г хлеба в день и кормежка в госпитале. Во время бомбежек мать укладывала детей и закрывала их свои телом, чтобы, если убьют, то ее первую.
Фронт стремительно приближался. Госпиталь свертывали, чтобы эвакуироваться на Урал. Когда раненых уже погрузили в вагоны, налетели фашистские самолеты. Взрывы бомб, разорванные на части тела, шум, крики. На бреющем полете, как стервятники, гонялись гитлеровские летчики за женщинами, детьми и ранеными, чтобы настигнуть и пристрелить. Нравилось им убивать беззащитных — не получили еще по морде от Красной армии! В сутолоке Тася наткнулась на мать, которая держала на руках кроху-сестренку, а за руку – братика. Милым Богом взмолилась девочка к госпитальному начальству: «Возьмите маму в поезд, а то пропадут все трое!». Уговорила. Только через месяц эшелон прибыл в Ивдель – город в Свердловской области. Наконец-то тыл. Хотя и здесь жизнь была – не сахар. Работы не найти, а по улицам в драных ватниках, хищно посверкивая металлическими фиксами, ходили наглые уголовники, которых выпустили из тюрьмы. Мать Таисии взяли в хозяйство, где выращивали овощи для солдат. Там она и пробыла до конца войны.
Полевой госпиталь отправился ближе к фронту. Раненых только успевали принимать. Под Тулой и Алексиным, возле озера Селигер, в Осташково – где только не побывал эшелон. Молоденькой девчонке пришлось увидеть столько крови и страданий, что хватило на всю оставшуюся жизнь.
Молоденьких солдатиков – совсем мальчишек, привозили на подводах и грузовиках, в телегах и на машинах. Каково это – в 18 лет остаться без обеих ног, или того хуже – без рук? Нам и представить трудно. Поступали раненые грязными, обгоревшими, в разорванной одежде – прямо из окопов. Всех приходилось отмывать. Бывало, иной раненый зовет: «Сестричка, подай «утку»!» – а увидит, что принесла ее 17-летняя красавица, и стесняется пользоваться «уткой», зовет женщину постарше. Особенно Таисии запомнился один раненый юноша, заболевший столбняком. Выхаживали его всеми силами. Когда юный красавец выкарабкался – радовались тоже все.
Здесь же, в госпитале, встретила Таисия свою судьбу. В 1943 году поступил к ним офицер, который был ранен в обе ноги. Пока лечился, завязался у него роман с юной санитарочкой. Оказалось – на всю оставшуюся жизнь. После выздоровления Николай Михайлович Братко снова отправился на фронт. И полетели в госпиталь весточки с фронта. Вот выдержки из письма от 8 октября 1944 года: «Дорогой Тасек! Здравствуй! Не писал, потому что был ранен. Пару слов о нашей жизни – обычная фронтовая обстановка и фронтовая жизнь. Я получил повышение – стал замкомандира полка. Сейчас Москва передает танцевальную музыку. Нахлынули воспоминания. Приходится жить надеждой. Николай».
В начале мая Николай Михайлович сражался за освобождение Латвии. Здесь его ранили. Он оказался в госпитале в Риге. Война близилась к концу. Наверное, поэтому Таисию отпустили к раненому жениху. В Ригу она приехала 8-го мая. А на следующий день ликовал весь город – выстрелы, объятия, охапки сирени, слезы счастья. Незнакомые люди обнимались, целовались, поздравляли друг друга. Счастье от Великой Победы было всеобщим, а потому особенно ярким и сильным. Казалось – конец смертям.
Увы, многим еще суждено было погибнуть. Госпиталь был развернут под Ригой в расположении части. Начальник штаба – всеобщий любимец, белокурый юный великан, весельчак и балагур, добрейшей души человек, единственный сын у старушки-матери, пропал, как и не было. Искали его все. Пока наконец в сарае не нашли топор, на котором осталась прядь окровавленных светлых волос. Там же солдатики откопали тело зарубленного парня. А сколько было таких случаев в латвийской глубинке!
Но к Таисии и Николаю судьба оказалась благосклонной. Они поженились и прожили в согласии долгие годы. Николай Михайлович умер несколько лет назад, а Таисия Михайловна Братко полна бодрости, несмотря на возраст. У нее взрослые сын и дочка. В Латвии живут три внучки и два правнука. Вот-вот ожидается третий правнук. Ради будущего детей и внуков, ради их счастья, шли под пули, не жалея собственной жизни, наши матери и отцы.