Право на жизнь и право на смерть

После того как талантливый испанец Алехандро Аменабар был замечен американцами и поставил свой первый англоязычный фильм (“Другие” с Николь Кидман), получивший позитивные отклики критиков и в Европе, и в Штатах, все думали, что он продолжит снимать в Голливуде. Тем более что в Америке уже начали делать римейки на его картины (“Ванильное небо” с Томом Крузом, поставленное по мотивам “Открой мои глаза”). Однако Аменабар предпочел сделать шаг в сторону и снял в Испании фильм, совсем не похожий ни на свое раннее творчество, ни на инфернальных “Других”.

Неожиданный выбор
“Море внутри” основано на реальной истории Рамона Сампедро, парализованного после неудачного прыжка в море в течение 26 лет и все это время яростно боровшегося за легализацию эвтаназии, но в конце концов покончившего с собой.
Фильм выдержан в реалистической манере, отступления от которой режиссер позволяет себе только в сценах воображаемых полетов героя к морю, к тому месту, где его постигло несчастье.
На роль пожилого паралитика Аменабар пригласил лучшего актера Испании 35-летнего Хавьера Бардема. Выбор был неожиданным: Бардем хоть и играл за свою карьеру разноплановые роли (от брутальных мачо до затравленных гомосексуалистов), но в качестве парализованного представлялся слабо: слишком уж буйной энергетикой и ярко выраженным мужским началом обладает этот актер. Однако актер идеально совпал со своим персонажем, по-настоящему удивив поклонников: полноценный образ он создал, играя практически только одним лицом. Впрочем, и герой его далек от стереотипного образа тяжелобольного: он мечтал о смерти, но по-настоящему любил жизнь, чувство юмора помогало ему стоически переносить страдания, а благодаря своему обаянию он влюблял в себя десятки женщин (в фильме их число сокращено до двух — угасающей от неизлечимой болезни красавицы-адвоката, которая помогает бороться за легализацию эвтаназии, и простой работницы фабрики с неустроенной личной жизнью).

Без лишнего пафоса
Несмотря на трагичность темы, Аменабар не ударяется в пафос, избегает ненужной сентиментальности и спекуляции на чувствах зрителя. В споре о плюсах и минусах эвтаназии фильм делает ставку на рациональность. Почему самоубийц не сажают в тюрьму, в отличие от тех, кто добровольно помогает умереть смертельно больному? Почему, когда речь заходит об эвтаназии, государство, провозглашающее себя светским, трусливо пытается сослаться на церковь и ее догматы? Ответов на эти вопросы Рамон так и не получает ни от чиновников, ни от судей. Как не получает их и от священника, пытающегося убедить его жить во что бы то ни стало. “Вы довели буржуазное право частной собственности до предела, распространив его на человеческие душу и тело. Церковь — первая, когда речь заходит о страхе перед смертью. Если не будет страха — потеряете много клиентов”, — говорит ему герой, убежденный атеист. Церковнику (такому же паралитику, как Рамон) возразить нечего, он предпочитает просто ретироваться с поля боя. И этот момент — самый смешной в фильме, который заряжен мощным антиклерикальным посылом, столь свойственным в последнее время испанскому и латиноамериканскому кино.