На языке ультиматумов?

Далее он приписывает нам “политику силового давления”, результатом которой является лишь “рост латышской ксенофобии”. Не желая полемизировать на таком уровне, я хотел бы изложить взгляды по существу так называемой “школьной реформы”.

Предыстория

Суть “школьной реформы” проста: замещение родного языка обучения на латышский в темпах, не вызывающих сопротивления обучаемых. Процесс облатышивания русских школ описан в поданной в суд Сатверсме заявке 20 променьшинственных депутатов. В ее подготовке участвовали эксперты Латвийского комитета по правам человека.

В день подписания Латвией Рамочной конвенции (май 1995 г.) в силе был демократичный закон “Об образовании в ЛР”. Первая ласточка “реформы” — преподавание на латышском языке не менее трех предметов в средней школе и не менее двух в основной — прилетела лишь в сентябре 1996 года — ПОСЛЕ подписания конвенции. А ограничение существующих на момент подписания документа прав запрещено ратифицированной Латвией Венской конвенцией о международных договорах.

Действующий закон “Об образовании” принят 29 октября 1998 года при “силовом давлении” со стороны партии “Равноправие”, выразившемся в сборе 80 000 подписей протеста, многочисленных митингах и пикетах. В результате переход преподавания в средних школах на латышский язык был отложен на 5 лет, и из закона были даже убраны квоты на количество предметов, преподаваемых на латышском языке. Квота в 3 предмета для средней школы была перенесена в Госстандарт. 13 мая 2003 года правительство привело Госстандарт к существующему виду — с 1 сентября 2004 года начиная с 10–х классов средних школ не менее 60% учебных часов и не менее 5 учебных предметов преподавать на латышском языке. Соответствующие поправки к закону переданы в комиссии сейма в сентябре. В январе 2004 года сейм принял языковую пропорцию в средней школе в отношении 90 на 10 процентов, что и спровоцировало “школьную революцию”. В результате 5 февраля сейм закрепил в законе пропорцию 60 на 40 процентов, лишив правительство возможности идти на какие–либо самостоятельные уступки в этом вопросе.

В заявке депутатов в суд Сатверсме есть ссылка на прецедент 2001 года. Тогда Страсбургский суд по правам человека удовлетворил иск греков–киприотов турецкой части острова, над которыми проводили реформу средней школы, аналогичную латвийской.

Ситуация в основной школе

В основной школе нет обязательных процентов. МОН предоставляет на выбор 4 образца программ и дает школе возможность предложить свою программу. Образцы различаются лишь числом и временем введения предметов, преподающихся на латышском языке. Преподаванию собственно латышского языка в них отведено 4 часа в неделю, хотя в довоенных меньшинственных школах было не менее шести, но без попыток преподавать основные предметы на латышском. Увы, многие русские школы выбрали ассимиляционные модели, предусматривающие в 9–х классах аж 75% учебного времени с преподаванием на латышском языке.

Закон, правда, требует лицензирования принятых школами программ и оставляет за МОН право устанавливать предметы, преподаваемые на латышском языке. Директорам внушали мысль, что основная школа — это подготовка к средней, где все будет преподаваться на латышском. Но коль пропорция меняется в отношении 60% на 40%, то целесообразен массовый пересмотр программ основной школы в сторону их либерализации. Для этого нужны не переговоры с МОН, а контроль над избираемыми в сентябре школьными советами. Достойным ответом насильственной пропорции 60% на 40% в средней школе был бы бесхитростный выбор 0% на 100% в школе основной. И судебные процессы с МОНом в случае, если такие программы откажутся аккредитовать. Что и будет частью запланированной с 6 сентября кампании гражданского неповиновения в случае отказа правительства реагировать на школьную забастовку и голодовку родителей.

На примере убогих “образцов” программ, отличающихся лишь уровнем облатышивания, хорошо видна “научность” реформы. Подлинной реформой были бы представленные школам образцы, позволяющие выбрать варианты обучения с углубленным изучением естественных наук, менеджмента, гуманитарных предметов, основ православия и истории родного народа… До такого подхода к реформе не дозрел, к сожалению, ни МОН, ни сама русскоговорящая община. Но уже сейчас нужно думать о том, какой станет русская школа после отмены псевдореформы.

Об увеличении продолжительности уроков языка, о разбивке классов на группы, о внедрении интенсивных методик обучения языку, т. е. о предмете диалога ЛАШОРа с МОНом. Эти требования содержатся и в мандате, данном Съездом защитников русских школ своей переговорной группе. Уже отклонены соответствующие законодательные предложения фракции ЗаПЧЕЛ. И не случайно. Ибо это и есть альтернатива ассимиляции, до 1940 года реализованная для русскоговорящих, а “во времена оккупации” — для латышей.

Общая направленность процесса

Чужеродность, “антигосударственность” меньшинственных школ закреплена в законе “О гражданстве”. Ребенок, окончивший латышскую школу, автоматически становится гражданином Латвии. Он же, освоивший полный курс такой же государственной школы, регулируемый теми же стандартами, да еще и с обучением не менее 60% часов на госязыке, индивидуально проходит унизительную процедуру натурализации!

В законе “Об образовании” русская школа рассматривается как нежелательное и временное исключение. Такие перлы, как “не менее 60% учебных часов”, “не менее 5 предметов” в сочетании с правом МОН определять предметы, преподающиеся на латышском языке, позволяют ликвидировать ее в течение года. Вариант создания независимой сети частных школ с обучением на родном языке также надежно блокируется. В законе содержится противоречащий международному праву запрет помогать таким школам из бюджета государства и самоуправлений. Госстандарт с 2007 года предусматривает сдачу экзаменов для выпускников частных школ лишь на государственном языке.

Замена в средней школе 100% на 60%, пустые разговоры об учете индивидуальных потребностей школ, предназначенные на экспорт переговоры с ЛАШОР — лишь временная заминка на пути “реформы”, вызванная не добрыми намерениями правительства, а организованным сопротивлением людей, реализующих “силовое давление”.

На языке ультиматумов

Требования, изложенные в мандате переговорной группы, касаются лишь проблем образования и не отличаются от требований родительских конференций ЛАШОРа. Для их реализации частично нужно менять законы, частично — лишь Госстандарт или министерские инструкции. Но они не вписываются в концепцию “интеграции” путем ликвидации одного из интегрируемых субъектов (русскоговорящей общины), т. е. являются ультиматумом, будучи не подкрепленным “силовым давлением”, отправляющимся в мусорную корзину. Поэтому мандат переговорной группы дополнен планом определенных действий на случай, если правительство не пойдет на переговоры. И план этот осуществляется с возрастающим размахом.

Мандат переговорной группы и так является компромиссом. Ибо печальная судьба образования на русском языке выглядит вполне естественной при противоестественном статусе русского языка как иностранного. А хамское поведение властей возможно лишь потому, что половина русскоговорящей общины лишена избирательного права. Этнократы, упорно отказывающиеся вести реальные переговоры, вызовут лишь радикализацию требований русскоговорящей общины и полный ее отказ от подчинения правилам игры, принятым без ее согласия, направленным на ее насильственную ликвидацию. Это борьба не против латышского народа, а за демократическую Латвию. Она способствует не “росту латышской ксенофобии”, а появлению у наших школьников настоящих друзей среди их латышских сверстников. Не высосанные из пальца “пакты о национальном примирении”, а умение отстаивать свою позицию ведет к подлинной интеграции общества.