Ангел на велосипеде

Аплодисменты после окончания спектакля зазвучали несмело. После всего пережитого зрителями они были почти неуместны. Ведь не аплодируют же в храме, на кладбище или у колыбели младенца.

А вот пойти за кулисы и лично сказать спасибо – каждому участнику спектакля хотелось. То, что делалось на сцене, не было просто работой актера – хорошей или не очень, талантливой или неудачной. Это был результат личного душевного усилия каждого. И в профессии, и в жизни такому усилию не всегда находится место. А здесь, сидя в зале, можно было почти физически ощутить ту общую (коллективную? соборную?) силу, которая объединяла актеров, одушевляла, двигала ими на репетициях и которую они стремились направить в зрительный зал на премьере.

Новую работу Русской драмы можно, конечно, классифицировать как публицистический спектакль, основанный на документальном материале. И тогда уж добавить, что вот, мол, а мы-то думали, что время публицистического театра закончилось еще в начале 90-х… И сказать, что в изобилии материла есть некоторая рыхлость, что главный герой, Жанис Липке, остался лишь символом, а не раскрыт как личность. И так далее.

А можно сразу сказать, что «Один из вас» – это совсем не спектакль. Больше, чем спектакль. Не только спектакль. Это коллективное высказывание театра. Коллективный акт гражданского мужества, в котором участвуют и зрители (да, чтобы смотреть и чувствовать, тоже требуется мужество).

Но любое явление искусства всегда стремится к тому, чтобы перестать быть просто искусством и совершить что-то с душой человека. И это тем лучше ему удается, чем больше оно – искусство (то есть чем оно искуснее). Только нечто талантливо сделанное, поставленное, сыгранное может донести до человека свое главное, за пределами искусства лежащее содержание. Свое высказывание. Если это удалось, то любые сугубо профессиональные оценки любого, хоть семи пядей во лбу театрального критика не важны.

А ушло ли время публицистического театра или вот-вот настанет – это еще надо подумать. В «перестроечную» эпоху театр возмещал дефицит правды, искусственно созданный прежним режимом. Правды мы все тогда жаждали. Сегодня мы все знаем факты, числа, имена. Доступны архивы, написаны статьи и книги о Холокосте, о преступлениях и подвигах людей во время Второй мировой войны, о том же Жанисе Липке. Но жажда откровения исчезла.

Мы обо всем помним. Вспоминаем в связи с подходящими датами. Но не хотим и не можем переживать в глубине своего сердца. Переживают ведь не факты (столько-то людей было замучено, столько-то спаслось…), а чувства. Скорбь, отвращение к жестокости, восхищение человеческим благородством. И на самом деле мы нуждаемся в том, чтобы испытывать эти чувства не только по какому-то конкретному поводу, а вообще. Тотально. Всегда.

Театр заставил нас испытать их. Заставил почти насильно. Ведь мы-то пришли «премьеру посмотреть», а не жить этим! И обнаружилось, что жить в течение двух с половиной часов такой горькой правдой – это очень благодетельно. Очистительно. И несмотря на всю тяжесть трагизма – светло.

Светло – потому, что в глазах Жаниса Липке (его портрет зрители видят лишь в финале) светятся какие-то поразительные доброта и благородство. Потому что белокрылый ангел на трехколесном велосипеде посылает страдальцам спасительные знаки. А среди фашистской охраны в концлагере обнаруживается хотя бы одно милосердное существо – собака, позволяющая заключенному есть из ее миски.

А в скорбном лице Инары Слуцки (Йоханна, жена Липке) столько мужества! А когда молодые латышские актеры рассказывают публике на старательном русском языке, где и как жили, воевали и погибали их деды, то ощущаешь до слез: все люди – братья и сестры. И голос Ники Плотниковой, когда она поет, проливает утешение.

И белый голубь слетает на руку маленькому Жанису…