Чак любим не только латышами, но и рижанами всех национальностей. Рижане - особая раса людей, а уж поэт был рижанином до мозга костей.
Латышскому поэту Александру Чаку на днях исполнилось 104 года
<TABLE WIDTH=220 CELLSPACING=0 CELLPADDING=0 BORDER=0 ALIGN="LEFT">
Апаш во фраке
Почему поэт Александр Чадарайнис взял псевдоним Чак? Ясного ответа нет. По отцу его род прослеживается от Юриса Чадариньша, жившего в XVIII веке. От него пошли Чадарини и Чадарайни. Были и Чаки – тоже родственники, но не прямые. Можно допустить, что поэту не хотелось быть Чада-Райнисом. Сходство фамилий едва ли грело душу такой яркой индивидуальности, какой являлся Чак.
Отец поэта – очень хороший и дорогой портной. Матушка – строгого немецкого роду, ревностно следящая за нравственным обликом сына. Может, родительская строгость и сублимировалась в стихотворную раскованность? Туда, в строчки, перетекла рисковая смелость, которой подчас недоставало в жизни. Недаром его вторая книжка стихов называлась «Апаш во фраке» (1929)…
На день рождения поэта Фонд имени А. Чака вручал свою традиционную премию. Нынче она досталась известному писателю Зигмунду Скуиньшу. Прежде ее лауреатами становились писатель, историк литературы и председатель Рижского латышского общества Валдис Румниекс, директор музея-квартиры А. Чака – Андра Консте и другие. С Валдисом и Андрой «Час» побеседовал о Чаке.
Г-жа Консте руководит музеем с 1997 года (адрес: ул. Лачплеша, 48/50). После смерти матери, с 1937 года, Чак жил в этой квартире вдвоем с отцом…
- Здесь многое сохранилось, как было при нем, – рассказывает Андра. – Две комнаты абсолютно аутентичны. Оказалось, молодежи очень важно ощутить их настоящесть. Посетителей много, особенно школьников, в том числе и русских. Поэт по темпераменту близок вам, и есть очень хорошие переводы на русский.
- А портрет Пушкина и при Чаке тут висел?
- Конечно. Поэт семь лет жил в России. Хорошо владел русским, знал русскую литературу, любил Ахматову. У него в библиотеке много русских книг. Да и он сам в стихах был близок как Есенину, так и Маяковскому.
Похулиганить тоже был непрочь, как и русские поэты в молодости. Так, перед своим выступлением в Елгаве молодые поэты с Чаком таскали по городу козу на веревке. Теперь там стоит памятник бедному животному.
«Ak, nomale, es esmu tavs!»
Точно перевести эту простую фразу, по-моему, невозможно. «О, окраина, я твой!» Коряво выходит и по фонетике, и по ритму.
Любимое место Чака в Риге назвать затруднительно. Конечно, улица Марияс – нынешняя Чака. А вот окраины… Гризинькалнс, Чиекуркалнс, Агенскалнс? Ригу он любил всю. Но послушаем Валдиса Румниекса:
- Романтик Чак одновременно был реалистом. Если у прочих поэтов Рига создавала настроение, образ города, то стихи Чака – это география города. У него есть стихи про улицу Блауманя, на которой он родился. Есть про Гертрудинскую, про Марияс, где он какое-то время жил. Уже тогда эта улица славилась своими дамами.
<TABLE WIDTH=220 CELLSPACING=0 CELLPADDING=0 BORDER=0 ALIGN="RIGHT">
А вот к бульвару Бривибас с его парадностью он относился куда менее доброжелательно. Зато ему очень нравилась Бастионная горка. Он любил и описывал не только улицы, но и отдельные здания. Есть строчки о ломбарде в Старой Риге, об ул. Смилшу.
Он ведь и рассказы писал очень хорошие, где фигурируют набережная, старый железнодорожный мост и другие, новые. И, конечно, Даугава – как образ. Он очень любил центральный рынок, тем более что там вокруг располагались всякие приятные кабачки.
Близки ему были и маленькие улочки Задвинья вроде ул. Темпля, где жила его бабушка. За сочность деталей, наглядность, узнаваемость его и любят.
- Андра, гуляя по Риге, вы ощущаете чаковские мотивы?
- Конечно. Проходя по Чака, заглянешь в подворотню и видишь, что маленькие дворики живут своей параллельной, чаковской жизнью… А когда увидишь запотевшее окно, сразу вспоминаешь «в тумане слезится окно». Но чаковское ощущение чаще настигает меня на окраинах.
Любой, кто читал Чака – на латышском ли, на русском, – будет смотреть на Ригу другими глазами.
Русский фактор
Валдис Румниекс – составитель собрания сочинений Чака. Выпускает его потихоньку с 1991года. И надеется, что в 2006-м последний, шестой, том появится на свет. Еще он вместе с Андреем Миглой пишет роман о Чаке.
- В жизни поэта есть сложные страницы. Он несколько лет провел в России – с 1917 до 1922 года. А попал он туда вместе с Александровской гимназией, в которой учился. По мере приближения фронта элитарное учебное заведение эвакуировали на восток. Сначала, в 1915 году, в Эстонию, в Выру, а потом в Саранск. Родителей вывезли вместе с детьми.
Активный юноша, не долго думая, вступил там в ряды большевиков. Даже руководил посевной кампанией и редактировал газету. Коллеги из тех мест сейчас добывают для нас архивные материалы… По окончании Гражданской войны Чак вернулся домой, куда ранее вернулись его родители.
А начинал учиться мальчик в немецкой гимназии, но там как-то не прижился. В Риге отец Чака (кстати, православный латыш, крестивший сына в православии) был членом театрального совета Нового рижского театра. Поэтому Саша сызмала имел доступ в театр, в том числе и на взрослые представления. Это очень сильно повлияло на него.
Один из родственников поэта жил в Москве. И в 1915-м сводил мальчика на «Три сестры» во МХАТ. Чак пишет, что после спектакля он буквально горел.
Он был очень любознательным и книги просто пожирал. Все это работало на становление будущего поэта. Так же, как и крушение старого мира, чему он стал свидетелем.
Валдис изучает Чака с 70-х, в его интересе к поэту присутствует личный мотив:
- Мои родители дружили с Чаком. Он работал в газете «Циня», а мои мама с папой – в «Падомью яунатне», в доме по ул. Блауманя, 38/40. Чак присутствовал на свадьбе моих родителей. Мама мне рассказывала, что мой дедушка с Чаком, изрядно набравшись, целовали друг друга в лысины и клялись в вечной любви.
- Он ведь рано умер, Чак?
- Ему еще не было пятидесяти. Есть толстокожие люди, которым все нипочем. Чак к ним не принадлежал. Раз он пришел домой после очередного «разоблачения» космополитов, и у него температура поднялась свыше сорока градусов – физическая реакция на брань.
Вот сердце не выдержало – сказались душевные потрясения. Во время сталинских кампаний по борьбе с формализмом его всячески хулили, требовали признания в ошибках. Это его и подкосило.
Любовь, смерть и аппетит
- У Чака была «любовь жизни» Милда Гринфелде (в 1951 году за принадлежность к «французской группе» ее сослали в Сибирь на пять лет). Она жила на углу Гертрудес и Бривибас. Однажды Чак пришел на назначенную встречу, о которой она забыла. Телефона нет, лифта нет, а подняться на 6-й этаж он был не в силах. Так и простоял четыре часа внизу, в подъезде. Но о том, чтобы лечить сердце или отказаться от радостей жизни, и разговору не было. Такие они – поэты. Живут на всю катушку. И не доживают до пятидесяти…
…Ходит легенда, что Чак умер в порыве страсти к своей Милде. Сильно простудившись, он переехал к ней. Там и умер…
Г-н Румниекс припомнил еще кое-что из рассказов родителей.
- В стихах Чак предстает этаким хулиганом, уличным бродягой. На деле он был совершенно другой. Всегда солидно одет (отец – дорогой портной!). Хорошие галстуки. Почти всегда щеголеватый белый шарф. Очень общителен – душа общества, рассказчик и бессменный тамада.
У Чака было много друзей. И женщины играли в его жизни большую роль. В 41-м женился на «эфирном создании» Аните Берзине, с которой был знаком уже семь лет. Во время войны она уехала в Германию, позже в США. Как она писала: «От себя, от Чака, от коммунистов… бегу в страхе». К тому времени Чак уже сгорал от любви к филологу, переводчице и певунье Милде Гринфелде, которой посвятил цикл эротических стихов «Дар небес».
Вместе с нею мы написали книгу «Почему я Чак» (1988) о последних годах. Она рассказывала, что у поэта была подруга, которая переписывала его рукописи. У нее случилась несчастливая любовь. Чак сказал: «Так дело не пойдет. Мы его приворожим. Нужна только косточка неродившегося ребенка».
И вот он раздобыл в анатомикуме такую кость, зашил в мешочек, повесил его женщине на грудь и провел ритуал – читал какие-то заклинания. О результате история умалчивает.
- Романтично. При этом он был любитель покушать и поддать.
- И всегда – со вкусом! Чак держал марку.
Был такой поэт, Павил Вилипс. Компания друзей сидела у него дома. Выпивка кончилась. Что делает скуповатый Вилипс? Предлагает скинуться, и он, дескать, сбегает. Чак рассердился, вспылил и говорит: «Если ты хозяин дома, то должен обеспечить… А не можешь, я за тебя это сделаю».
Что касается еды, он любил хорошо поесть, а не просто перебиваться с кофе на папиросы. Любил супы и хорошо их варил. Друзья приходили к нему на суп. Чак всегда сам чистил картошечку.
У нас есть идея: открыть в Риге кабачок Чака с любимыми им блюдами. Ну, хотя бы «сутнес» – сваренный толченый горох в простокваше. Я не пробовал, но могу представить, что пища весьма сытная. Или заяц, запеченный в глине. Брюхо ему нафаршировать всем чем – а?
Знаете, что Чак больше всего любил из съестного? Мороженое! У него много стихов о мороженом: «Мороженое желтое, как слеза ихтиозавра».
…Когда я работал над этой статьей, мне вдруг так захотелось мороженого, что я пошел в магазин и купил целлофановый «батончик». И съел с невиданным аппетитом.
Осененные Сталиным
- Был ли у Чака особо плодотворный период? Вроде пушкинской Болдинской осени?
- Думаю, это рубеж 1939-40 годов. Он как раз закончил поэму о латышских стрелках «Осененные вечностью», за что получил литературную премию Анны Бригадере. Это был и творческий взлет в смысле общественного признания. Что характерно: Чака в прессе частенько и довольно зло критиковали. Народ его любил, а консервативная критика не щадила. Не могла простить, что он писал про воров, проституток, хулиганов – о чем не пишут в «солидной» поэзии.
- Один из критиков прямо назвал его «стихотворным хулиганом», – добавляет Андра. – На это Чак ответил статьей «Почему мы хулиганы и пессимисты». Мне кажется, каждое новое поколение может заявить о себе этими словами. Таким оно и должно быть. Стихи молодого Чака вышли в жизнь, крича и толкаясь.
А к «Осененным» критика отнеслась благосклонно. Поэт оказался на вершине… Друзья подарили ему толстенную рукописную книгу, где вся творческая элита Латвии объяснялась в наилучших к нему чувствах. Вот это был сюрприз!
Писатель Зигмунд Скуиньш высказал интересную мысль: Чак не личность, Чак – явление. Необъяснимое, мистическое… Личностям ошибок не прощают, явлению Чаку все простили.
- Какие ошибки, г-н Румниекс?
<TABLE WIDTH=220 CELLSPACING=0 CELLPADDING=0 BORDER=0 ALIGN="LEFT">
- Для многих писателей независимой Латвии, оставшихся в стране, настали тяжелые времена. Вопрос стоял ребром: сменить род деятельности или воспевать новую власть, вместо любовной лирики писать о выборах в советы.
Чак был необычайно активен в общественной жизни. И не мог долго выдержать, не публикуясь. Но пока тут хозяйничали немцы, он не печатался. Зрелый поэт написал такие замечательные поэмы, как «Матис-бражник», «Играй, музыкант» – и все в стол. Это было тяжело. Ему ХОТЕЛОСЬ быть напечатанным. Это был большой соблазн. Но «правильные» стихи не помогли. Чаку стали шить национализм в «Осененных вечностью» и космополитизм. Потом и с работы выгнали.
Чак ведь жил со стариком отцом. Он не мог его бросить и податься на чужбину. Да и Рига для поэта всегда оставалась объектом необычайно сильной любви. Он кому-то сказал: «Я из Риги не могу уйти никуда».
Не о своем ли будущем он писал в раннем стихотворении?
«На тротуаре сердце лежало,
На тротуаре, солнцемсогретом.
Оно чуть дышало, оно чутьдрожало,
Мягкое, грустное сердцепоэта…»
Потом об него споткнулся старый бродяга и разбился до смерти. Затем один из рабочих, убиравших труп, прихватил сердце домой, где жена сварила из него фасолевый суп. И все, кто ел, становились поэтами. А на самом деле…
«…Конец я придумал, все было иначе,
И сердце осталось лежать
на асфальте.
И об него спотыкаетсякто-то,
Кто-то спешит, пробегаяс ним рядом,
Но ищет его до сих порпо субботам
Женщина с добрымрассеянным взглядом».
Сердце Чака питает нас до сих пор.
Чадарайнис Александр Янисович (1901-1950)
- латышский советский поэт и прозаик… виднейший урбанист в латышской лирике, певец рабочих предместий Риги, обличитель буржуазной действительности: сборники стихов «Сердце на тротуаре», «Мой рай», «Поэма об извозчике»; сборник поэм «Осененные вечностью», посвященный героизму латышских стрелков.
Поэзия советского времени воспевает мирную жизнь, счастье созидательного труда: сборники «Патриоты», «Под высокой звездой». Чак – мастер гиперболы, темпераментного свободного стиха… Книги Чака переведены на языки народов СССР.
(Большая советская энциклопедия)