Воспоминания 90-летней блокадницы: «Мы брали хлеб и плакали…» 13

Когда создавалось Даугавпилсское общество блокадников Ленинграда, то в его состав входили 56 человек, выживших в окруженном фашистами городе. Сейчас их осталось всего 18, четверо из них отмечены государственными наградами за героизм и мужество во время осады.

95-летняя Евдокия Васильевна Хорева награждена медалью «За оборону Ленинграда» и орденом Отечественной войны 2-й степени; Тамара Дмитриевна Пилецкая, которой уже 94 года, – медалью «За оборону Ленинграда», 93-летняя Белла Исааковна Тертышная – медалью «За доблестный труд в ВОВ 1941-1945 гг.».

Антонина Ивановна Азизова имеет медаль «За оборону Ленинграда». Месяц назад, 17 декабря, Антонине Ивановне исполнилось 90 лет. Но она бодра и активно участвует в работе общества «Кроны» (общества пенсионеров Локомотиворемонтного завода) и встречается с ленинградцами-блокадниками, живущими в нашем городе. Накануне знаменательной даты (18 января 1943 года кольцо блокады Ленинграда было прорвано, хотя окончательно блокада была снята лишь 27 января 1944 года) Антонина Ивановна поделилась своими воспоминаниями.

После событий, о которых вспоминала эта худенькая женщина с белой, как с нег, головой, прошло 77 лет. Но даже слушать рассказ о них больно до слез. Невозможно поверить, что все это пережила девочка, которой было всего 14 лет.

«Я сама хоронила отца»

Когда началась война, семья Тоси – мама, отчим, старший брат Володя – жила в Ленинграде на Новоалександровской улице, недалеко от Выборгского шоссе.

«Маму уже в августе забрали на рытье окопов, брата – в армию. Ему было всего семнадцать лет. С тех пор мы о нем ничего не знаем, как ни искали в архивах. Егоров Владимир Иванович… пропал без вести.

Первое время мама приезжала домой, пока немцы не взяли город в блокаду. Мы остались вдвоем с отчимом. Он был очень хорошим человеком. Бывший военный, получил травму, был комиссован и работал на заводе «Большевик». Я любила его и звала отцом. Он умер от голода 24 декабря 1941 года. Они работали очень тяжело – по 3-4 дня не выходили с завода. В тот день он еле пришел с работы – у него страшно опухали ноги. «Не могу больше стоять у станка, – сказал он мне. – Тося, я немного полежу. А ты возьми мои карточки и сходи на завод в столовую за моим обедом».

Я взяла и пошла, а когда вернулась – он уже умер. Но я его не бросила. Мне помогла соседка. Она сообщила на заводе о смерти моего отца – они прислали мальчика. Мы вместе завернули отца в одеяло, завязали веревками, спустили с 3-го этажа, где мы жили. Уложили на санки и повезли на кладбище у Володарского моста. Мы привезли санки с отчимом на кладбище, мальчик убежал, и я осталась одна.

Стою – не знаю, что мне делать. Рядом – кучки запорошенные: люди бросали умерших. Но я решила так не делать. Смотрю: идет дорожка к маленькому сарайчику, из трубы которого дымок тянется. Зашла, сидящий там старичок мне посоветовал пойти в церковь при кладбище – мол, там есть люди, которые помогут. Поблагодарила и пошла. Открыла дверь церкви и чуть не упала в обморок. В церкви с правой и левой стороны установлены нары, а на них лежат горы трупов – скрюченных, замерзших, таких, как их нашли. Со страха я руками глаза с боков закрыла, чтобы не смотреть, и пошла.

Дальше за столом сидели люди, они попросили у меня паспорт отчима – я отдала. Мне дали бирочку из фанеры, на которой написали: «Флегонтов Николай Митрофанович, 1889 года рождения. Проживал по ул. Новоалександровская, дом 3, квартира 10. Умер 24 декабря 1941 года». Так я осталась одна.

Когда после войны я приезжала в Ленинград, ходила по Пискаревскому кладбищу, искала его могилу. А потом меня осенила мысль: «Чего я здесь ищу? Я же его отвезла на кладбище у Володарского моста…» Поехала туда. Не нашла. Только когда смогла посмотреть книги, в которых перечислены имена погибших в Ленинграде во время блокады, на букву «Ф» нашла информацию, которая была на выданной мне бирочке, но дополненную строчкой «…похоронен на Пискаревском кладбище». Я обрадовалась, что не зря зимой 41-го везла его на кладбище».

«Мама думала, что я умерла»

«Мы жили в коммунальной квартире. Работавшая на заводе с моим отчимом соседка, у которой дочка была моего возраста, пришла и сказала: «Я вас записала на эвакуацию! Вы будете пока ходить в ремесленное училище №4».

До 4 июня 1942 года, когда нас эвакуировали через Ладожское озеро, мы ходили в училище, начиная с зимы. Нас отправляли работать в госпиталь, находившийся неподалеку. Мы убирали, мыли полы, писали и читали письма раненым. За это я и получила медаль «За оборону Ленинграда».

4 июня 1942 года нас собрали на Финляндском вокзале. Дали пайку. До Ладожского озера нас везли в машинах, потом погрузили на теплоход. Набили, как селедку в бочки. Брали только детей и стариков. Переехали через озеро спокойно. Нам повезло – мы успели переплыть до начала бомбежки. Теплоход к берегу подойти не мог, поэтому были протянуты деревянные сходни. Сходили такой плотной толпой, что некоторые падали в воду, но никто не кидался их спасать: упал – считай, погиб.

Потом нас опять на машинах довезли до эшелона, который был так замаскирован ветками, что мы его не сразу увидели. Погрузили нас в телячьи вагоны и отправили в Москву. Ночью ехали – днем поезд стоял. В вагонах люди постоянно умирали, потому что на каждой станции нас кормили кашей. А нам ее есть нельзя было – желудки совсем ссохлись. Поезд шел, девочки открывали двери вагонов и выбрасывали трупы.

Мы сидели на полу, никаких нар не было: «Тетенька, рядом со мной мальчик – наверно, умер!.. Там девочка не двигается – тоже умерла!»

Когда приехали в Москву, все москвичи встречали нас… с хлебом. Каждый старался нам сунуть в руки хлеб. Мы брали и плакали: хлеб… хлеб… – Антонина Ивановна не выдержала и заплакала. – Мы были все вшивые, в болячках. Нас распределили по детским домам. Прошло немного времени – нас стали отправлять на учебу в училища. Так я оказалась в Тушинском авиационном ремесленном училище №2».

После войны

В 1946 году молоденькую фрезеровщицу Тосю Егорову среди 20 таких же девчонок по распределению направили в Даугавпилс восстанавливать паровозо-вагоноремонтный завод.

«Завода не было – была одна разруха. Мы выкапывали станки из земли, работали в 3 смены. Сначала жили на Варшавской, 2: нам дали только матрасы, которые мы набили сеном. Потом нас переселили в общежитие на Аллейной, 7.

Мало того, что мы восстанавливали завод, так еще после 5 часов мы ходили по городу и восстанавливали городские парки: Дубровинку, «Тарелочку». После основной работы на заводе мы строили трамвайную линию. Меня поставили работать на станке в колесном цехе. Станок был такой огромный, что под ноги мне ставили подставку. Гаечный ключ, которым я заворачивала фрезу, я держала подмышкой. В цехе горел костер, да и цехом его назвать было сложно, потому что крыши над нами не было. Немного поработаешь – идешь к костру греться».

С мамой Тоня встретилась после войны, причем, мама, которая жила уже в Петрозаводске, считала, что дочки нет в живых. Приехав в Ленинград, женщина зашла в дом, где когда-то жила их семья. Оказалось, что в их коммуналке живут те, кто знает ее и ее близких. В разговоре все и выяснилось.

Вся жизнь Антонины Ивановны Азизовой связана с локомотиворемонтным заводом – здесь она проработала с 1946 года по 1992-й, когда с завода стали увольнять всех пенсионеров. Здесь она встретила замечательного парня, спортсмена, модельщика литейного цеха. На заводе работали их дети – дочь Любовь и сын Владимир. А вот правнуки, к сожалению, живут, учатся и работают за границей.