В наш стремительный век, когда соседи часто даже не знают имени друг друга, Г.Маймин спустя столько лет в подробностях помнит события из своего детства, друзей и соседей, знакомя нас с укладом жизни в довоенном Даугавпилсе. Об этом – его новый рассказ.
“Летом 1928 года от острого аппендицита скончался мой старший братик Арон. Вся семья тяжело переживала потерю первенца. Все вокруг напоминало о ребенке, поэтому на семейном совете решили сменить квартиру.
Новое жилье подобрали наспех неподалеку – в доме на углу улиц Алеяс и Домес (ныне Кр.Валдемара). Трехкомнатная квартира располагалась на первом этаже большого двухэтажного деревянного дома. Окна столовой выходили на улицу Алеяс, окна спальни дедушки и бабушки – на улицу Домес. Окно кухни, большую часть которой занимала русская печь, выходило во двор.
Двор был большой и зеленый. Раньше вдоль улицы Домес стоял деревянный дом, но он сгорел в Первую мировую войну. Груда обгоревших кирпичей и другого строительного мусора была собрана у забора, летом зарастая крапивой. Посередине двора у забора рос ясень, под которым стояли столик со скамейками, а сбоку рос большой куст красной смородины. По периметру двора стояли деревянные сараи.
В доме было четыре квартиры да пустовавшее помещение под магазин. Недвижимость принадлежала двум хозяевам, которые жили в пятикомнатных квартирах. Напротив нашей квартиры жил один из них – Арон Друй с женой и двумя дочерьми. Он был торговцем. На втором этаже над ними жила жена Моше Бейнарта (второго хозяина дома) Двора с сыном и дочкой. Сам Моше в то время жил уже в Палестине, где строил себе дом.
Кроме нас квартирантами была еще семья Богдан. Они снимали пятикомнатную квартиру. Жена Богдана с дочкой держали в доме Юреса на улице Виестура “Маглю” – электрический каток для глажки белья.
Маленьких детей в доме не было. Дочке хозяйки Добе было лет 9, и она с подружками приходила играть со мной, а потом и с моей младшей сестрой. Иногда заходил поиграть и сын хозяйки, который учился в реальном училище. Он хорошо рисовал и дарил мне разные картинки.
Первый товарищ появился у меня лет в пять. Это был мальчик из соседнего двора Ицале Марголис. Потом его родители сменили квартиру, и наши пути постепенно разошлись. Последний раз я его видел в 1947 году, когда он приезжал из Риги.
Игрушек у нас было мало. Я очень любил играть с оловянными солдатиками, выстраивая парады своего оловянного воинства.
В середине 1930-х годов в доме начались большие перемены. От воспаления легких умер Арон Друй. Его дочки уехали жить в Ригу, а жена Фреда сдала часть квартиры учительнице физкультуры Винокур с дочкой-школьницей.
Спился Богдан. Семья обеднела, и они съехали на более дешевую квартиру. В квартире, которую они занимали, поселилась семья портного Нохума Сандлера с маленькой дочкой. Он целыми днями строчил на швейной машинке дешевую одежду “тандет” для какого-нибудь хозяина. Она была белошвейкой, шила вместе с двумя помощницами.
В помещении для магазина Лейба Динер с отцом открыли парикмахерскую, которая просуществовала до Второй мировой войны.
Двора продала свою часть дома и с дочкой уехала в Палестину. Сын остался, чтобы окончить учебу и набраться опыта работы токарем. Новыми владельцами части дома стали Шевел и Цесел Надковичи. Они работали малярами, детей у них не было. Часть квартиры сдали семье Хацкеля Иткина. Он торговал зерном и мукой, а жена сидела дома с маленьким сыном. Потом почти ежегодно семья прирастала потомством.
Наш двор преображался. Новая власть после мая 1934 года наводила порядок в городе по западному образцу. Во дворе снесли временные строения, установили новый забор, все покрасили, начиная с крыши дома. Просторный, чистый, зеленый двор стал основным местом наших детских игр почти круглый год. Мы играли в берки, стендер-стоп, лапту, калим-бабу, казаки-разбойники, классики, фанты. Мальчишки любили играть в “скачки”, для которых нужны были два кирпича и две палки. Как игры, так и их названия на смеси русского языка старообрядцев, польского, идиша и других, ушли в небытие.
У меня появились новые друзья по школе и из окрестных дворов: Дов Гамзе и его братья, Семен Шпунгин, Бернарты и другие.
На лето мы уезжали на дачу в Погулянку, а когда возвращались, двор нас встречал зарослями бурьяна, лопухов и крапивы. Новые хозяева были большими любителями цветов и зелени. Во дворе соорудили клумбы, высадили кусты шиповника. Когда мы подросли, хозяин отвел нам грядки для посадки овощей и цветов, обучал нас этому делу.
В 1937 году уехал в Палестину сын Бейнартов. Съехали Винокуры. Вместо них там поселились Лазарь Темкин с женой и дочкой. Они работали заготовщиками. Далее количество жильцов дома увеличивалось за счет прибавления в семьях. Лето 1937 года я впервые провел в городе. Семья не выезжала на дачу, потому что родилась моя младшая сестра.
Осенью 1939 года грянула Вторая мировая война, а за ней суровая зима. Из-за Финской войны морозы называли “финскими”. Дома было холодно, хотя печь топили два раза в день. Перемерз водопровод, канализация. Закрыли на зиму столовую комнату. Месяц из-за морозов не работали школы. Дети в основном сидели по домам, мало выходили на улицу. За зиму вымерзли все фруктовые деревья, каштаны. Весной их выкопали и высадили новые.
Летом 1940 года пришли Советы. Произошли большие изменения в школах. Сменились соученики и друзья. В воздухе пахло грозой. За город отдыхать уже никто не выезжал. А в июне 1941 года война докатилась до Даугавпилса. В первый день войны наша семья перебралась на место работы отца. Дом был каменный, трехэтажный, с подвалом. Из него мы и ушли на Восток. По дороге прошли мимо нашего дома на улице Алеяс. Это было прощание с домом и детством. Дом сгорел в день оккупации города немцами.
Хотя мы знали об этом, по возвращении в город прямо с вокзала пошли на место, где он стоял. Там был холм, поросший травой, из-под которого торчали лишь ступеньки. Большинство жильцов дома ушло на Восток и вернулось после войны. Погибли в Холокосте семьи Иткиных и Натковичей”.
Гесель МАЙМИН (Израиль)