Виктор Константинович ждал нас в назначенное время. При входе в дом взгляд остановился на закрепленной на фасаде табличке, подтверждающей, что именно здесь, в местечке Приедкалне, рядом с Балтэзерсом, разместился дом-музей гостеприимного хозяина. Привычное представление о музее в данном случае себя не оправдало: живой, разговорчивый Калнберз враз оживил своей энергией все музейные экспонаты. Они заговорили с нами его языком, насыщенным мудростью пережитого, юмором, желанием поведать посланцам Даугавпилса как можно больше интересных фактов. Все это вызвало у нас чувство трудно скрываемого восторга. Никакой звездности у автора 86 изобретений, более 260 научных трудов и в помине не было.
- Виктор Константинович, с чего началась “книга” вашей жизни?
- Мои родители, латышские коммунисты с дооктябрьским стажем, были врачами, оба закончили МГУ, после чего получили назначение в Тувинскую народную республику, город Кызыл. Отец направлялся туда в должности начальника медицинской экспедиции. Я был еще мал. Помню, наивно просил кунцевских ребятишек (семья жила в Кунцево, Москва) посторожить до моего возвращения снежных баб, чтобы их не сломали. На родителей были возложены ответственные задачи – построить в Туве систему советского здравоохранения и способствовать через налаживание дружеских отношений с руководством республики ее вхождению в СССР. Большую роль там играли шаманы. Квалифицированная медицинская помощь отсутствовала. Ввиду опасности миссии, всем членам экспедиции – гинекологам, терапевтам, хирургам – выдали оружие. Нашей семье выделили отдельный дом с огороженной территорией, по которой бегали собаки, выполняющие роль сторожей. В своем 6-летнем возрасте я был более развит, чем местные дети – досрочно взяли в первый класс кызылской школы.
Тувинская экспедиция со всеми ее негативными моментами спасла жизнь нашей семье. В 1937 году латышей, состоящих в Латышском клубе в Москве, репрессировали. Отец очень переживал, что будет с нами. Все обошлось. Правда, уже после возвращения в Москву пришел запрос из НКВД по поводу якобы несданного отцом табельного оружия – того, что было получено в экспедиции. Отец сдал его, не взяв расписки. Спасло то, что запомнил фамилию сотрудника, который и подтвердил факт сдачи. Дело замяли.
- Чем запомнилась довоенная московская жизнь?
- Все были очень активны в спорте. Особенно любили футбол.
Недалеко от нас жил балтийский немец – Эрнст Бирненбаум. Он разрабывал государственную программу полетов стратостатов, необходимых для научных исследований. После 1932 года из всех индустриальных стран только США и СССР оказались в состоянии вести исследование стратосферы. С сыном Э.Бирненбаума, Олегом, мы дружили. Увидев стратостат в небе первый раз, я испытал настоящий восторг.
Отличная учеба в школе давала считавшуюся высокой привилегию – пройти в детской колонне по праздничной Красной площади перед мавзолеем. Видел Сталина.
В 1944-ом он подписал указ о восстановлении золотой и серебряной медалей выпускников. Мне по окончинии школы, в 45-ом, досталась золотая.
- Несмотря на “счастливое сталинское детство”, семья вернулась в Ригу?
- В Латвии жили наши родственники. Отца командировали в Ригу, где фактически он трудился в ранге заместителя министра здравоохранения ЛССР.
С будущей женой, Ритой Александровной Кукайне, мы познакомились в студенческие годы, во время учебы в ЛУ. Оба – активные комсомольцы. Я – в комитете комсомола факультета, она возглавляла студенческое научное общество. Через два года знакомства, в 1950-ом, сыграли скромную свадьбу. С тех пор вместе. У нас трое детей – все продолжают врачебную династию.
- Читала, что первую операцию (аппендицит) вы сделали в 21 год, еще будучи студентом.
- Так получилось. В одно из дежурств в первой Рижской городской больнице доставили больного. Обследовав его, доложил доктору Яну Екабовичу Егерману, известному своей суровостью. Подготовив историю болезни, операционное поле, я встал слева от больного, на место ассистента. Неожиданно Егерман уступил мне свое место справа со словами: “Бери скальпель, начинай операцию”. После окончания операции сказал: “Это твой день и час рождения хирурга”. Через много лет, защитив докторскую диссертацию, я приехал к нему в Первую больницу. Увидев слова благодарности в свой адрес, надписанные мной на автореферате, старенький уже Егерман заплакал.
- Вы неоднократно участвовали в восстановлении здоровья советских космонавтов. На что именно могли жаловаться эти сильные духом и телом люди?
- Существует понятие врачебной этики. Я не стану его нарушать. Некоторые известные люди благодарили за помощь открыто. Среди них – актер Николай Гриценко. Но есть те, кто пожелал оставить биографические факты своего физического здоровья в тайне. Это их право. Если существуют награды “За подготовку пилотируемых полетов в космос”, значит, было и то, за что они давались. Так или иначе я лечил людей.
- В Афганистане вы оперировали всех: и революционеров, и моджахедов. Расскажите об этом периоде.
- В Ригу приехал главный травмотолог Народно-революционной армии Мухаммед-Мусса с целью освоить созданный мной аппарат внешней фиксации, имеющий большое значение в лечении сложных огнестрельных переломов. Чтобы эвакуировать раненых в госпиталь вертолетом, приходилось ждать воздушного коридора по двое суток. Раны гноились, осложняя работу врачей. АВФ – конструкция, позволяющая щадящим образом вправлять костные отломки, фиксировать их в правильном положении. Захотелось самому применить аппарат на практике. По приезде в Афганистан получил генеральскую форму афганской армии, автомат Калашникова. Будучи подполковником по званию в советской армии, заметил, что до столь высокого ранга еще не дорос. На что Мухаммед-Мусса ответил: “У нас ученик не может быть старше учителя по званию”.
- В вашем музее многое связано с уроженкой Латгалии, скульптором Валентиной Зейле.
- Знакомству с ней предшествовала встреча с ее супругом – скульптором Игорем Васильевым-Пенерджи. Он очень помог с памятником на могиле моих родителей, умерших в начале 60-х. Игорь предложил идею спящей женщины, олицетворяющей покой.
Однажды пришел ко мне, сказав, что хочет создать символ профессии хирурга. В картину предлагаемого входила и известная чаша со змеей. Мне идея не понравилась. Многие коллеги шутили: медик хитер, как змея, и выпить не дурак. В противовес набросал на бумаге руки хирурга, держащие символ красоты – женщину. Прошел год, и на территорию института травматологии въехала машина, из которой вышел Игорь со словами: “Профессор, я привез вам подарок”. Оказалось, в машине – отлитая из бронзы скульптура, та самая о которой мы спорили. Установили ее у траматологической больницы. Документы на памятник хранятся у меня дома.
Что касается распавшихся отношений Игоря с Валентиной Зейле, то в одной семье по всем законам не могут уживаться две сильные личности.
Переживал, когда Зейле уезжала во Францию. Пу сути ехала “голой”, оставляя работы в Латвии. В то время я был депутатом Верховного Совета ЛССР, имел зеленый дипломатический паспорт – на границе не контролировали. Я контактировал с друзьями Зейле. Между институтами травматологии СССР и Швеции развивались дружественные связи по обмену опытом. Ходил паром Таллин – Стокгольм.
Председатель КГБ Эстонии Карл Ефремович Кортелайнен был моим хорошим знакомым. В очередной раз он встретил меня в Таллине на черной служебной волге и повез в порт. У меня с собой был “дипломат” с бронзовыми медалями Зейле.
Помню, когда “непростая” машина остановилась у корабля, капитан судна здорово перепугался. Кортелайнен, заметив, что “дипломат” тяжелый, не спрашивая, что в нем, отнес на корабль. Валентина была благодарна.
- Приходилось ли бывать в Даугавпилсе?
- Да, много раз. Кстати, в вашем городе, в 44-м году, впервые был испытан пенициллин – американский и ермольевский. В военном даугавпилсском госпитале оперировал знаменитый Бурденко, мой хирургический дедушка. На тот момент ему было около 70 лет.
- Ваш недавний юбилей литовский посол окрестил “национальным праздником души”.
- Я возражал против массовости. Но друзья, близкие, коллеги решили иначе. Был банкет в бизнес-центре Unimarine. Он рядом с больницей травматологии и ортопедии. Съехалось много гостей из раных стран. Евгений Волошин, предприниматель, преподнес золотой скальпель ручной работы. На нем многозначительно написано: “Семь раз отмерь…”
P.S. Виктор Константинович Калнберз – человека мира. Работал в Англии, Швеции, Португалии, Италии, Болгарии, Венесуэле, Германии и других странах. Мы только одним глазком заглянули в его судьбу. За кадром осталось море информации – научной, популярной, исторической – разной, но всегда человечной и честной. В его доме-музее нашлось место всему: от красноармейской буденовки до православных икон; от портретов вождей разных времен и народов до фотоснимков представителей богемного мира, покорителей космоса, врачей, спортсменов, да всех не перечислишь! О каждом из них он может рассказать целую историю, каждого помнит сердцем. Музей Калнберза – свод судьбы человеческой под одной крышей. Отними одну страницу – прервется связь. Да и у кого есть такое право – отнимать?
Калнберз заслужил уважение народа за смелые шаги в медицине, за бескомпромиссность поступков. Он не боится сказать правду любому в любом месте. Таких мало. Но такие дают многим смысл жизни, выступая как в качестве современников и соратников, так и в качестве противников. Многия Вам лета, Виктор Константинович!
Жанна ЧАЙКИНА