Накануне своего 19-летия, в октябре 1943 года, Лазарев Михаил Иванович попал на 3-й Украинский фронт. В составе 23-го танкового корпуса, рядовым стрелком-автоматчиком, освобождал Днепропетровскую область. При освобождении г. Одессы 9 апреля 1944 года был тяжело ранен. После выздоровления воевал в должности командира отделения автоматчиков отдельной роты 6-й Гвардейской танковой армии. Участник штурма города Будапешт (Венгрия), взятия города Вена (Австрия), освобождения города Прага (Чехословакия). В войне с Японией в составе Забайкальского фронта освобождал от японцев города Мукден и Чапчунь (Китай). Участник воздушного десанта при освобождении города Порт-Артура (ныне город Люйшунь).
- Вся фронтовая жизнь проходила в постоянной опасности и с большой физической нагрузкой. Наша военная часть – 23-й танковый корпус – считалась механизированной, поэтому нас часто перебрасывали с одного участка фронта на другой, для солдат пехоты никакой техники для передвижения не было. Приходилось пешком – по украинскому чернозему, который большими глыбами прилипал к нашим ботинкам и обмоткам, – делать многокилометровые марш-броски, которые проходили в основном ночью, так как немецкая авиация полностью контролировала небо, и сходу, уставшие от переходов и бессонницы, вступать в бой.
Так, в районе города Кривой Рог мы всю ночь и до обеда шли на помощь наступающим нашим войскам. Большое украинское село разделено небольшой рекой. Восточная сторона села была уже занята нашими частями, а на западной – хозяйничали немцы. Нам приказали освободить западную часть села. Атакующие силы были разделены на две части, каждая должна была ночью вброд форсировать реку и к утру приготовиться к штурму с флангов села. Реку пришлось переходить в километрах пяти от села. Место перехода оказалось глубиной не более метра. Одеты мы были в зимнюю форму: бушлаты, ватные штаны и, конечно, ботинки с обмотками. Приходилось поднимать полы бушлата, а ватные штаны и обувь становились мокрыми и тяжелыми. Вот в таком состоянии мы в темноте тихо подошли к окраине, где находились немцы.
На заре с двух сторон села вспыхнули ракеты – приказ к наступлению. Немцы в селе не оказали сильного сопротивления, так как не знали о прибытии подкрепления к нашим обескровленным частям. Это стало для них неожиданностью. Овладев селом, мы стали оттеснять врага в поле. Но там встретили яростный отпор. На пригорке, в километре от села, у них уже были подготовлены траншеи, из которых наши наступающие были видны как на ладони. Стояла задача – овладеть этими траншеями и потом держать оборону до прибытия нового пополнения.
Атака проходила перебежками, с залеганием и стрельбой, и, конечно, с большими потерями. Рядом со мной наступал боец с ручным пулеметом, вскоре он был убит. Приблизившись к траншеям, мы забросали их гранатами и расстреляли недобитых врагов. Вдруг один еще живой немец, бросив в сторону автомат, закричал: “Хлопцы, не убивайте меня!” Оказалось, что среди врага были и румыны, и украинцы. Им было приказано продержаться здесь до вечера, иначе они будут расстреляны заградительным отрядом немцев.
В этой атаке я впервые обратил внимание на страшные, жестокие глаза наступающих и обороняющихся солдат. И только в последней агонии умирающего солдата эти глаза превращаются в детский взгляд с крупными каплями слез. Такие жестокие битвы тяжелым камнем навсегда ложатся на сердца выживших воинов.
Наступило затишье. Убитыми трупами врагов мы повысили бруствер траншеи, чтобы не сгибаясь можно было ходить по ней, не опасаясь стрельбы. Там же поместились наши офицеры и часть бойцов. Другие стали окапываться в линии по фронту. В метрах 50 от траншеи я выкопал себе окопчик, в котором смог упрятать только голову и часть груди. Съел сухарь. Пригрело солнце, от моей мокрой одежды стал подниматься пар. Усталость справилась со мной, и я, измученный, неожиданно уснул.
… Очнулся от раздирающего крика, интенсивной стрельбы. Открыв глаза, увидел, что надо мной летят трассирующие пули, небо освещено множеством ракет, по которым, к счастью, я смог ориентироваться в создавшейся обстановке. Оказалось, что была уже ночь, и немцы идут в атаку. Я подбежал к траншее в надежде увидеть там своих командиров, но никого уже не оказалось, все отступили в село.
Под свистом пуль, освещенный ракетами, я побежал к селу. Догнал еще двух “проспавших” бойцов. Ближе к домам стрельба усилилась: по нам стали стрелять не только немцы, но и наши, думая, что это наступающий враг. Мы оказались в середине противоборствующих сил.
Наш крик: “Мы свои! Не стреляйте!”, – никто не слышал из-за сплошной канонады. Перед домами один бегущий споткнулся и упал, видимо, получил пулю сзади от врага или спереди от наших. Мне удалось целым добежать до ближайшего угла. В селе царил хаос, в темноте перемешались и наши, и фашисты. Всюду стрельба, крики, стоны и бегущие. Многие наши уже перебрались через реку к своим. Я побежал к центру села и вдруг услышал: “Ребята, сюда! К нам!” Побежав на крик, я увидел стоящий танк и довольно большое количество наших бойцов.
Мы были прижаты к реке и продержались до рассвета. За это время была установлена связь с другими группами солдат, прижатых к реке, а танкисты смогли по рации связаться с основными силами за рекой. Там уже появилась артиллерия. На рассвете по корректировке наших танкистов начался обстрел противника. В это же время танкисты на своей машине, мы и поддерживающая нас пехота начали наступление вдоль села. Немцы не успели сосредоточиться, так как разбрелись по домам с целью какой-то наживы. Они в спешном порядке начали покидать село, а ночью вынуждены были отступить.
После освобождения этой территории мы узнали, что обнаруженные немцами наши раненые солдаты были расстреляны. К счастью, из-за спешного отступления врага, многим раненым удалось выжить.
Всюду на улице попадались погибшие этой ночью наши и немецкие раненые солдаты. Все увиденное и пережитое вызывало у нас не радость за трудную победу, а уныние. Слишком дорого мы заплатили за эту победу. Мы понимали – война в полном разгаре, и сколько еще впереди будет подобных побед и поражений?! Душевное настроение еще более ухудшилось, когда мы увидели пожилых солдат из похоронной команды, которые грузили на повозку убитых этой ночью. Погибших хоронили в общей яме, и конечно, без гробов. При общем сборе обнаружилось отсутствие некоторых бойцов, возможно, ночью они переправились на ту сторону реки. Не хотелось думать, что их мы уже не увидим из-за ранений или гибели.
… К обеду по наскоро сколоченному мосту мы перешли на восточную строну реки, где нас обещали впервые за трое суток накормить горячей перловой кашей – основной пищей на фронтах войны 1943 года.
В таких невыносимо трудных и опасных условиях закалялась воля, выносливость и стойкость молодого защитника Отечества.
Михаил Иванович Лазарев.