Здесь, на улице Амулас, на берегу речки — трава, деревья и скульптуры. Мастер живет напротив. И наблюдает, как гуляют среди камней дети с мамами и бабушками, влюбленные. По ночам все не так идиллично — нередко местные парни начинают гарцевать между скульптур на своих лихих машинах. Бывает, что поутру скульптору приходится смывать со статуй ругательства и отлеплять жвачки.
А летом он тревожится за детей, играющих на травке, — чтоб не порезались об осколки разбитых о статуи бутылок. Землю эту пока еще никто не купил, и вроде бы в думе готовят план благоустройства парка. Но, как всегда, все упирается в деньги.
Они волшебные и живые
О том, где находится парк камней, достаточно спросить любого в округе — ведь это местная достопримечательность. Моей знакомой из Задвинья первым о нем рассказал пропойца и наркоман с художественными наклонностями, который набрел на заповедник прекрасного по ходу своих абстинентных скитаний. Река, красота, скульптуры и свежий воздух его настолько впечатлили, что он составил приятное исключение: статуи и пальцем не тронул, а бутылку выбросил в контейнер. Потом стал рекомендовать это место всем.
Второй раз знакомую привез туда на серьезный разговор о совместном будущем старый школьный друг. Не знаю, помогли ли ему скульптуры завоевать сердце красавицы, но в парк ей захотелось вернуться. Правда, уже без него. А с собственной дочерью. Девочке здесь понравилось. Теперь они гуляют в парке в любую погоду. Причем обе уверяют, что зимой скульптуры становятся просто волшебными.
Сам Индулис Ранка говорит, что привык браться за большие камни, учитывать, что они будут существовать вне стен. А значит, освещение будет меняться, камни порастут лишайниками и мхами. Скульптуры оживают, когда после художника над ними начинают работать жара и мороз, ветер и дождь. Потому он на каждой сохраняет необработанный участок камня. Существует поверье, что волк всегда оставляет немного от своей добычи — хоть шерсти клок. Словно жертвуя часть природе, у которой отнял эту жизнь. Скульптор поступает так же: просит прощения у земли за то, что колол и тесал камни, взятые у нее.
Мастер доволен своей жизнью: тридцать пять лет он работает с утра до вечера во дворе, в любую погоду. И уже решил, что, если мышцы высохнут, а руки начнут трястись, ему лучше, согласно собственному шутливому выражению, “уйти из этого мира дорогой пепла и отдаться огням крематория”.
На мое неубедительное напоминание о том, что есть еще и малые формы, Ранка ответил, что да, конечно, такие работы и выставлять легче, и экспонировать за рубежом, и покупают их неплохо. Только для него они изначально мертвые — в статичной среде, при неизменном освещении. Это камерный жанр, а он слишком сильно любит серьезную музыку, крупные, значительные произведения.
<table cellpadding=0 cellspacing=0 border=0 align=“left” style=“margin-top:5px; margin-bottom:5px; margin-left:0px; margin-right:5px;” width=110>Индулис Ранка и скульптурный портрет Майи Эйнфелде.Цветы на краю земли
Скульптура Эйнфелде, как монета, имеет аверс и реверс. С одной стороны лицо, сильная шея, прямые плечи и волосы, подхваченные ветром — волна, перекинувшаяся на обратную сторону серой гранитной глыбы, где борется с водами закованный Прометей. А цепи, которыми его приковали к скале боги, тянутся до сердца композитора, опоясывают камень. Так мастер понял смысл ее вещи “На самом краю земли…” (Pie zemes t