Рядовой Победы Владимир Глаголев

Жизнь в оккупации

— Немцы пришли в город на пятый день войны, 26 июня 1941г., — вспоминает Владимир Леонидович. — Я жил на Новом Строении, возле казарм кавалерийского полка (впоследствии — артбазы). В нашем районе, помнится, сильных боев не было, зато почти целиком выгорел квартал, прилегающий к бывшей «толкучке». Самое ожесточенное сражение разгорелось на «Коржике», где была полностью разрушена скотобойня. Запомнилось, что у немцев тогда была гораздо более мощная военная техника, чем советская. Едва русские солдаты на какой-то странной тачанке с пулеметом ушли, как к нашему дому на стыке улиц Елгавас-Ятниеку-Вентспилс подъехали немецкие мотоциклисты в касках. Подозвали нас, что-то спрашивают, мы не понимаем. Немцы заметили двух наших соседей, Рабиновича и Муница — «О, юден!». Идиш похож на немецкий, поэтому они выступали как переводчики.
Вскоре «освободители» взялись за евреев. Их к месту казни увозили по ночам. Расстреливали в окрестностях города. Убивали евреев латышские полицейские. Рассказывали, что они сдирали с рук несчастных кольца и браслеты, заставляли рыть яму во весь рост. Мы как-то днем с ребятами пришли к одному из этих страшных мест — возле озерка Пороховка, там потом рядом стоял Завод химического волокна. Видели прогалины на песках, чувствовался запах тления. Меня удивило множество разорванных на мелкие кусочки червонцев: наверное, это сделали сами жертвы, чтобы хотя бы бумажные деньги не достались их палачам.
Через некоторое время я устроился работать в пекарню того самого бывшего кавалерийского полка. Работа была трехсменной. Начальником пекарни у нас был унтер-офицер из Берлина, где у него имелась собственная, о чем он с гордостью неоднократно напоминал. В пекарне я освоил азы немецкого. Мастерами были исключительно немцы, такие все профессиональные пекари. Их технология выпечки сильно отличалась от нашей — Европа как-никак. Все наши немцы страшно боялись попасть на фронт, поэтому вели себя осторожно. И даже закрывали глаза на то, что мы регулярно подкармливали русских пленных, которых ежедневно гнали на работу мимо пекарни. Потом мы начали помогать хлебом партизанам, передавая его крупные партии в лес.
Немцы ввели карточки — на тот же хлеб, мыло, сигареты, водку. Последнее мне не полагалось ввиду несовершеннолетия. Голодать, надо сказать, не голодали, но есть хотелось постоянно. А еще у нас был свой джаз-оркестр. Как-то мы с другом Ромуальдом Лапинским торговали газетами на станции. Подошел немецкий эшелон — ехал на фронт. Один из немцев предложил приобрести у него аккордеон «Honоr» в футляре. Ромка сломя голову бросился к тетке и выпросил у нее пару килограммов сала. Так и выменяли. Аккордеон стал главным инструментом на наших вечеринках. Молодежь развлекалась, как могла, а полиция угощала дубинками участников этого подпольного джаз-бэнда.

Призван из Даугавпилса

25 июня, на Лиго, мне исполнилось 18. А через месяц город был освобожден. Даугавпилса больше не было — сплошные руины. В первых числах августа я получил повестку в Красную Армию, и несколько дней спустя нас, около сотни новобранцев, под палящим солнцем, пешим маршем под командованием лейтенанта-фронтовика и двух сержантов направили в сторону Вишек. На озере Вирогна располагался запасной полк. Там нас постригли, переодели, выдали учебные винтовки.
В учебке шла интенсивная боевая подготовка, нас учили стрелять, окапываться, наступать. Вскоре ночью нас подняли по тревоге, построили и выдали боевое оружие. Никогда не забуду своего первого боя. Было страшно, ведь мы сплошь необстрелянные. Наши потери под Лиелварде были очень большими. Погиб мой друг Жора Шубралов, пропал без вести Лапинский. И все же, набираясь опыта, мы шли вперед, тесня немцев, стремящихся всеми силами удержать рубежи. Потом нас перебросили в Литву, форсировали Даугаву. Помню тяжелый ночной бой за Шауляй. Потом некоторое время стояли на Немане. Дальше были кровопролитные бои за Кенигсберг. Противник превратил его в настоящую крепость, людей при штурме полегло — невидимо. И все-таки 9 апреля «фрицы» капитулировали. За Кенигсберг я получил орден Красного Знамени. Война с немцами для меня закончилась неподалеку, на Куршской Косе.
В августе 1945 г. я еще успел немного повоевать с японцами в Маньчжурии. Затем служил во Владивостоке, дослужился до старшего сержанта. Однако не угодил заезжему полковнику из Москвы и был сослан им на Камчатку. Откуда и демобилизовался. Всего в армии провел семь лет.

С городом не расставался

Вся дальнейшая биография Владимира Леонидовича была связана с родным Даугавпилсом. Дольше всего проработал гальваником на «Электроинструменте», был председателем Совета ветеранов этого некогда крупного завода.
— К большому сожалению, и среди участников войны иногда встречаются мошенники, присваивающие себе чужие заслуги и придумывающие несуществующие подвиги. Но подавляющее большинство ветеранов — бескорыстные, честные труженики фронта. Я счастлив, что мы не напрасно проливали кровь…