Умер Отто Лацис

Лацис никогда не был ни депутатом, ни государственным чиновником, но всю жизнь занимался политикой. И в советские времена тоже – когда заниматься политикой означало быть противником системы. Лацис был из ряда тех, кого называли внутрипартийными диссидентами. Не порывая с коммунистической партией, убежденные в праведности социалистических идей, они противостояли как могли злокачественной опухоли сталинщины, пожиравшей партию.

Еще молодым человеком Лацис на основе официальной советской статистики сделал открытие, надолго лишившее его возможности работать в любимых «Известиях». Лацис показал, что первая советская пятилетка не была выполнена в четыре года, что все это было блефом.

В перестройку, когда от компартии шарахнулись многие, Лациса любили спрашивать о его убеждениях. Он отвечал: «Убеждения те же. Знания изменились».

Незаурядный литературный дар и полемический опыт сделали Лациса, экономиста-рыночника, фигурой уникальной в советской и постсоветской журналистике. Он умел рассекать, как скальпелем, любую общественную проблему и простыми словами не только ее объяснять, но указывать средство решения. Писал до самого дня трагической катастрофы. Кто хочет понять, что происходит в российской экономике сегодня, и не только в экономике, смотрите его статьи на сайте «Московских новостей».

Лацис ненавидел и презирал сталинизм. И больше всего доставалось от него «своим» в компартии Латвии. За политическое слабоумие, за самоуверенность, за тупик и изоляцию, в которую привели партию ее лидеры.

Последние годы Отто Рудольфович из Москвы следил за событиями в Риге и сетовал, что не успевает. Но приезжая, находил время, чтобы вникнуть в наши дела. Был убежден в том, что главный вред Латвии наносят политики, спекулирующие на национальных чувствах людей.

Лацис родился в Москве. (Когда его спрашивали о национальности, отвечал, улыбаясь: «Москвич!») Но по настоянию отца окончил в Риге 22-ю среднюю школу, любил рассказывать об одноклассниках – среди них был Михаил Таль. Читал по-латышски.

Отто Рудольфович был в Риге в августе. Мой одноклассник пригласил нас в Дзинтари. Поздним вечером мы сидели на ресторанной террасе, закутавшись в одеяла, а московский гость рассказывал о превратностях российской приватизации.

А потом была ночная окружная дорога в Икшкиле, под Огре, которое Лацис называл самым красивым городом мира. Потом мы долго, по-московски, прощались на пороге его «родового гнезда». Кто ж знал, что в последний раз.