Поэтессе Лидии Марченко скоро исполняется 80 лет
Ей бы, наверно, никогда бы и в голову не пришло писать стихи, если бы не инсульт, приковавший ее на время к постели, и не совет корифея латышской поэзии Иманта Зиедониса. Но главное – неукротимая энергия и сильный характер.
Лидия Марченко преодолела паралич после инсульта, случившегося в январе 2005 года, который лишил ее не только движения, но и речи. Сейчас она живет в пансионате и ходит – правда, пока лишь по комнате. За время болезни бывший зам. министра легкой промышленности написала много новых стихов.
Пять истин
Говорить стихами Лидия Александровна начала еще в детстве. Росла она в интеллигентной семье, так что этот дар не остался незамеченным близкими. Но когда в пять лет она осмелилась показать отцу свои вирши, он без скидки на возраст отрезал: «Занимайся лучше делом!»
«А как же Пушкин? – без лишней скромности возразило юное дарование. – Он тоже в пять лет стихи писал». – «Пока я в твоем лице второго Пушкина не вижу», – сказал отец.
На том разговор кончился. Мнение отца сомнению не подвергалось.
- Я была жуткой фантазеркой, – вспоминает Лидия Александровна, – верила в свои же выдумки. Мнила себя… обезьянкой, и мне очень не хватало хвоста. На эту тему я придумывала множество историй и рассказывала их бабушке. А вообще я была послушным ребенком. Бабушка – верующий человек, никакие революции и новые идеи не поколебали ее веры. Она заложила основы моего мировоззрения. «Все, что ты делаешь, – любила она повторять, – вернется обратно – и добро, и зло».
Помню, в 20-е годы многих инженеров посылали работать в Америку. И отцу предложили. Но он в свое время был эсером и опасался, что проверки документов напомнят о его прошлом – «поедешь, а потом посадят». И отказался. А его друг поехал. После возвращения с семьей он жил у нас.
Из привезенных им вещей мне особенно понравился детский гандбол. После игры я тайком спрятала мячик себе под подол. И вдруг мне стало невыносимо стыдно, я убежала в темную комнату и затаилась. Когда все ушли, я тихо спустилась, открыла дверь в их спальню и бросила злополучный мячик. Это был урок на всю жизнь: у меня никогда не появлялось искушения присвоить чужое.
Бабушка – мой воспитатель
<TABLE WIDTH=220 CELLSPACING=0 CELLPADDING=0 BORDER=0 ALIGN="LEFT">
«Прежде чем браться за дело, должно знать, что хочешь сделать, уметь и только потом считать, что ты за это получишь», – говорила бабушка. А еще она убеждала меня, что ум человека состоит из двух частей: одна – чтобы знать, другая – чтобы управлять первой.
Бывало, упрекала: «Сначала научись собой управлять, а потом берись за других». Заметив, что я надулась, добавляла: «Не обижайся на замечания, благодари и делай выводы».
Эти истины я хорошо усвоила. Так что на вопрос: «Вы обиделись?» – я искренне отвечаю: за бесплатную учебу не обижаются, даже если упрек несправедлив. Ох как это пригодилось мне в моей работе…
Ее прозвали «Алиби»
Отца арестовали в 37-м. На этом детство и кончилось. О том, что она «дочь врага народа», ей напоминали по любому поводу. Но однажды упрек прозвучал оптимистично: «Несмотря на то, что у вас арестован отец, вы назначены главным инженером».
Ей было 23 года. В дальнейшем карьера складывалась успешно: она работала в легкой промышленности на высоких должностях и слыла безупречным специалистом. В условиях дефицита и блата никто никогда не мог упрекнуть ее ни во взятках, ни в безразличии к делу. Ее считали человеком жестким и принципиальным.
Лишь пару лет назад ее сосед, бывший председатель Президиума Верховного Совета ЛССР, а потом председателя Совета национальностей СССР Страутманис, признался, что руководство между собой прозвало ее «Алиби».
Все знали, что Лидия Александровна может говорить стихами даже во время деловой беседы или с трибуны Совмина, сочиняя их на ходу. Но никто не ведал, что суровая Марченко всегда руководствовалась бабушкиными уроками: «Хочешь быть выше – расти, но не унижай других. Не считай, что остальные глупее тебя. Чем выше поднялась, тем легче и больнее упасть».
- Сейчас многие отрекаются от своего прошлого, – призналась Лидия Александровна. – А я не стесняюсь: я любила и хорошо знала аппаратную работу. У меня все получалось! Сложились хорошие деловые отношения с министром легкой промышленности СССР Тарасовым. Я с ним связывалась в течение пяти минут, в то время как даже мой шеф часами не мог до него дозвониться. Самые сложные проблемы удавалось решить с ним за десять минут.
В те годы из работы состояла вся жизнь. Сейчас во сне вижу то время и грущу. Старость – не самое веселое время.
Когда я в 56 лет вышла на пенсию, то целый год отдыхала. У меня скопилось 300 книг, которые не успела прочесть. Тогда я поняла, что в жизни есть не только работа. Но потом меня пригласили директором-заказчиком строить санаторий для пенсионеров в Яундубулты, и я еще несколько лет поработала. Рабочие называли меня «саймниеце» – хозяйка. Это было приятно.
Нет народа лучше, хуже
- 1988 год. Очень хорошо помню шок после I съезда Народного фронта: впервые с трибуны говорили о том, что позволяли себе только на кухне. Хотелось писать высокопарно.
Все голоса в единый хор слились,
Как капли водопада,
В сплошной поток, что льется с гор,
Единство – высшая награда.
Казалось, в те дни все были едины в жажде перемен. Иллюзии стали таять с первыми экстремальными лозунгами по поводу гражданства. Упреки в том, в чем ты не был виноват, доставляли боль.
Я о политике никогда не писала, но стихи – штука спонтанная. Как-то домой возвращалась с прогулки и вдруг само собой сложилось:
Нет народа лучше, хуже,
Бедра шире или уже,
Разный цвет волос и кожи,
Все мы очень не похожи.
Но в обломках Вавилона,
Хотим того иль не хотим,
В тисках всемирного закона
Все вместе в космосе летим.
Это – высшая мудрость…
Почему безвозвратно уходят годы,
Почему красота покидает тело,
Почему говорят, жди у моря погоды,
Почему оставляют любимое дело?
Не хочу себя видеть дурной, некрасивой,
Не хочу, чтобы кто-нибудь мной тяготился,
Не хочу быть сварливой, скупой и спесивой,
Не хочу, чтоб любимый в другую влюбился.
Я хочу с облаками с земли подниматься,
Я хочу все увидеть услышать, понять,
Я хочу до седин всем земным упиваться,
Я хочу, и меня никому не унять.