Документальный очерк
А вам, в безвременье летающим
под хлыст войны за власть немногих,
хотя бы честь млекопитающих,
хотя бы совесть ластоногих.
Осип Мандельштам. «Властителям»
З октября 2005 года. Газета «Латвияс авизе» опубликовала репортаж о чествовании легионеров в латвийском местечке Море. Среди моря почетных гостей депутаты Cейма Юрис Добелис, Юрис Далбиньш, Дзинтарс Абикис.
Далее цитата: «Армейский священник, капеллан Атис Войцеховский, говорил, как важно передать духовное наследие легионеров следующим поколениям. Этого вопроса касались многие выступавшие… Ученики средней школы Море своими стихотворениями подарили надежду старшему поколению патриотов… Приятно, что ученики в сопровождении воспитателей в свой выходной день приехали из других городов. Например из Талси… Трудности и препятствия не в состоянии отнять у поколения легионеров духа борьбы. С высоко поднятыми головами они спели песни о судьбах народа»…
Призыв армейского капеллана и ломающиеся голоса школьных стихотворцев дошли до меня в те дни, когда мы с доктором истории Григорием Смириным завершали работу над второй книгой из созданной нами серии «Память и имя». Эта серия включает свидетельства тех, кто прошел гетто и чудом выжил, пройдя все круги ада, читай: «нового порядка», установленного Гитлером, клятву которому и давали легионеры латышского добровольческого легиона СС, созданного 10 февраля 1943 года по личному приказу фюрера. 15-я и 19-я латышские дивизии СС распахнули свои объятия перед членами расстрельных команд, принимавших участие в уничтожении латвийских евреев. А также евреев из Австрии, Венгрии, Германии, Бельгии, Голландии, Франции, Чехословакии и других стран. Гитлер выбрал Латвию одним из мест уничтожения европейского еврейства.
Урок Фриды Михельсон
Воспоминания узницы Рижского гетто рижской портнихи Фриды Михельсон «Я пережила Румбулу», написанные ею в 1965-1967 годах, выходят вторым изданием. Первое вышло в 1973 году в Израиле благодаря мужеству и титаническому труду писателя Давида Зильбермана. Приведу клятву-завещание Фриды Михельсон, предваряющую ее воспоминания.
«Завещаю моему народу. Клянусь вам, павшие! Здесь могильная тишина. Смерть. Ночь. Вечность. Румбула – Рига, Бикерниеки, Саласпилс, Клоога, Панары, Бабий Яр, Майданек, Треблинка, Освенцим… тысячи и тысячи залитых кровью городов и местечек.
Я поднимаюсь от вас, мои безмолвные мученики, старики и малютки, отцы и матери, мужья и жены, братья и сестры, женихи и невесты, дети, юноши – загубленные миллионы. Вы велели мне рассказать живущим, я слышу ваши крики и плач, топот тысяч ваших ног, бегущих в могилу, ваше предсмертное: «Помни!»… Клянусь вашей памятью, вашей кровью, напоившей жестокие просторы, вашим пеплом, развеянным по миру, вашим дымом из труб крематориев -
Клянусь вам:
Я им, живым, все расскажу – все, что я видела – кто вас убил и кто предал. Я не дам вас оболгать и подменить, я была вместе с вами до последней минуты на плахе. В моих жилах течет ваша кровь и в сердце стучит ваш пепел. Клянусь говорить Правду, одну только Правду.
Фрида Михельсон. Рига, 1967 год.
Хроника страшных дней
Вторник, 7 декабря 1941 года.
…в 4 дня, словно неистовый ураган, облетело гетто новое известие: сегодня вечером переселят всех остальных оставшихся.
Часов 6 вечера:
Латышские полицаи злобно кричат, приказывая становиться по пять в ряд: так мы стоим неподвижно около часа.
Но вот подходит один шуцман и объявляет, что матерей с маленькими детьми и стариков на этот раз повезут на санях, они пусть выстраиваются отдельной колонной.
В невероятном темпе мы долго несемся по Московской. Приближаясь к лесу, мы ясно услышали стрельбу. Это был страшный предвестник нашего будущего. Что же делать?! Мы окружены со всех сторон вооруженными полицаями-шуцманами. Вокруг леса снова кольцо немцев-эсэсовцев. Мы погибли! Людей охватил ужас…
Колонна вливается в лесок сквозь строй шуцманов. Тут же у входа большой высокий ящик, а возле него стоит толстый немец-эсэсовец с дубинкой и кричит, чтобы в ящик сбрасывали драгоценности. В ящик падают золотые кольца, сережки, браслеты, часы. Почти не останавливаемся.
…Другой шуцман-латыш приказывает снять пальто, бросить в кучу, уже ставшую горой, и идти вперед. Меня лихорадочно сверлит единственная мысль из глубин инстинкта жизни: что бы сделать, чтобы спастись. Я вытаскиваю свои документы и обращаюсь к шуцману: «Смотрите, я специалистка, портниха, и могу еще принести много пользы, вот мой диплом», – показываю ему свои бумаги.
- Иди к Сталину со своим дипломом! – выкрикнул шуцман и с силой ударил кулаком по моей руке. От удара разлетелась в разные стороны вся пачка моих документов – паспорт, диплом, какие-то «аусвайсы» и другие листочки.
Меня окатывает такой непостижимый, дикий страх и безумие, что я начинаю рвать на себе волосы и истерично кричать, заглушая грохот выстрелов… Но в этот миг из колонны раздетых полуголых людей к нему подбегает заплаканная женщина и обращается со словами: «Мой муж латыш, смотрите, вот тот шуцман хорошо знает…»
Воспользовавшись моментом, когда внимание шуцмана отвлечено разговором с женщиной, я бросилась на землю лицом в снег и замерла неподвижно. Немного спустя слышу, как надо мной говорят по-латышски: «Кто здесь лежит?» – «Наверное, мертвая», – отвечает громко второй голос.
Вот, думаю, теперь меня потащат к яме, но остаюсь окаменелой на месте.
Евреи бегут прямо в могилу. Я слышу, как возле меня стонет женщина: «Ай, ай, ай!..» – и чувствую, что она бросила мне на спину какой-то предмет, затем второй. Голоса женщины больше не слышу, но предметы падают один за другим, я понимаю, что это падает обувь. Вскоре я покрываюсь целой горой ботинок, валенок, бот.
Слышу крики: «Шма Исраэль!» – это плачет старик.
- Звери! Оставьте хоть детей в одежде!.. – гневно кричит палачам другой мужчина.
- Ich sterbe fur Deutschland! (Я умираю за Германию!) – это, видимо, кричит онемеченная еврейка, эмигрантка из Германии.
- Уж лучше смерть, чем так жить! – кричит другая.
- Дайте нам дождаться родных попрощаться перед смертью! – умоляет шуцмана пожилая женщина.
Люди горько рыдают, прощаются друг с другом и тысячами все бегут и бегут в пропасть. Пулеметы непрерывно стрекочут, а шуцманы все орут и гонят: «Быстрей! Быстрей!», дубасят дубинками, нагайками. Так длится много часов. Наконец стихают крики, прекращается бег, смолкает стрельба. Доносятся где-то рядом из глубины звуки, как при работе лопатами, это, должно быть, закапывают расстрелянных. Русские голоса их подгоняют, торопят работать быстрее. Вероятно, для этой работы пригнали советских военнопленных. После, наверное, и их самих расстреляют.
Меня давит гора обуви, все тело онемело из-за холода и неподвижности, но я – в полном сознании. От тепла моего тела снег подо мной растаял, и я лежу в луже. Вдруг доносятся довольные голоса латышей: «Закурим! Хе-хе!» – «До свидания!» Значит, шуцманы уже закончили свое дело и расходятся. Теперь слышу совсем близко по-немецки: Was sucht dud ort? Ein Paar Strumpfe fur meine Frau. Некоторое время снова тихо. Вдруг неподалеку в стороне от ямы тишину прорезал детский плач и крики: «Мама! Мама!» Раздались беспорядочные одиночные выстрелы. Плач ребенка смолк. Убили. Опять тишина.
Теперь слышу, кто-то кричит самодовольно по-немецки: «Из нашего котла никто не выходит живым». Видимо, это говорит убийца над трупом ребенка. Рядом проносится топот шагов. Шуцманы все еще не ушли. Должно быть, уже ночь. Шагов больше не слышно, не пора ли мне выбраться из моего укрытия?