Тема болезненная, изрядно испорченная официозом и казенным патриотизмом и поэтому благодатная для всякого рода спекуляций и спекулянтов. А после 1991-го в бывших братских республиках бывшего Союза поделили не только имущество, но и историю.
После битвы поле боя принадлежит мародерам. А потом историкам…
В поисках «неизвестной войны»
В Латвии официально провозгласили теорию «двух оккупаций» и «героев Ваффен СС». В России признать армию Власова освободительной как-то не решились, хотя «свобода мнений» в определенных кругах быстро докатилась до уровня смердяковщины («А хорошо бы, чтобы умная нация завоевала нацию глупую-с…») и утверждений, что войну выиграли исключительно благодаря американцам. Но тут пришел Путин, и в Кремле вспомнили о патриотизме.
С тех пор на поле российской истории царит форменная идеологическая шизофрения: с одной стороны, никак не хочется признавать, что знамя победы красное, да еще с серпом и молотом, с другой – какого-то еще значимого для сознания народа исторического события никак не подыскать. Ну нельзя же считать таковыми смутные летописные предания о победе Минина с Пожарским над поляками…
Классический пример упомянутого отношения к истории – статья Марка Солонина в журнале «Огонек» («Час» от 1 июля).
Какие репрессии были во французском Генштабе?
Первый, самый трагический год войны действительно является и самым малоизвестным: у победы отцов много, поражение – всегда сирота. В советские времена утверждалось, что Германия напала «вероломно и неожиданно», а в период Хрущева из политической конъюнктуры добавили, что неожиданно потому, что руководство страны было глупое, а так долго отступали потому, что всех грамотных стратегов и командиров расстреляли в 1937-м, армия-де обезглавлена, весь командный состав уничтожен (одни «дураки-кавалеристы» типа Буденного остались), «почти все командиры частей от батальона и выше к моменту начала военных действий находились в должности менее одного года», как выразился один публицист. Понимать это следовало так, что всех их предшественников – аж до комбатов! – расстреляли, вот вам и причины поражений.
Между тем в конце 30-х была более чем в два раза увеличена численность Красной армии, призывали резервистов, командиров, имеющих опыт кадровой службы, переводили в новые части с повышением и т.п. Вот вам и «менее года в должности».
Репрессии, безусловно, были, в том числе и совершенно необоснованные, но они ли явились причиной поражений начала войны? Вспомним, до того как вторгнуться в Советский Союз, Гитлер разгромил полдюжины европейских армий. Бог с ними, с Голландией или Данией, но Польша, но Франция с английским экспедиционным корпусом! Та же Польша уступала в техническом оснащении, но численность армии имела сопоставимую с немцами, столицу и центр страны защищали мощные фортификационные укрепления на Висле. А ведь для того, чтобы эффективно обороняться, по правилам военной науки не только численного превосходства не надо, но достаточно и половины от числа наступающих.
Однако исход польской кампании был решен фактически за неделю, после чего неорганизованное разрозненное сопротивление носило характер отчаяния. Но разве польским офицерам мешали воевать комиссары, которых у них отродясь не было, разве польских генералов кто-то репрессировал за два года до войны? А какие массовые репрессии, лишившие французскую армию «грамотных, современно мыслящих командиров», случились во французском Генштабе? А может, поляки и французы в солдатских мундирах так ненавидели власть в своих странах, что не захотели сражаться? Ах, они были разгромлены из-за неподготовленности армий к войне, из-за ошибок командиров, отсутствия боевого опыта, из-за того, что немцы оказались элементарно лучше обучены и организованы? Ну, конечно, они – только поэтому, а Красная армия отступала исключительно из-за репрессий и глупости Сталина…
Противоречия войны и безусловность победы
Был ли пресловутый «бардак» в отступающей Красной армии? Был, конечно – в любой армии начинается беспорядок и потеря управления, когда боевые действия стремительно развиваются в пользу противника. То же самое было у упоминавшихся уже поляков и французов. Только вот в чем разница: в тоталитарном СССР бардак был прекращен уже к осени – очень жестокими, безжалостными методами, но прекращен. А в Польше он закончился национальной катастрофой, во Франции – очень непочетной капитуляцией и позором Виши.
После войны западные историки, не работавшие на оплаченном поприще «холодной войны», честно признавали, что победить тоталитарную и очень идеологизированную нацистскую Германию могло лишь государство столь же жестко организованное и идеологически мобилизованное. А вот «свободные нации» в демократических странах демонстрировали явное нежелание и неспособность сражаться не на жизнь, а насмерть – в полном противоречии с тезисом г-на Солонина. И впрямь, если считать, что «только свободный человек способен защищать и умирать за родину», то нацистская Германия, видимо, была очень свободной страной – даже на развалинах Берлина весной 1945-го немцы дрались отчаянно…
Что же касается совета поспрашивать ветеранов, то приходилось делать это и без подсказок авторов «Огонька». И не на парадных встречах, а в откровенных беседах за «рюмкой чая». Среди них были люди, боготворившие Сталина и систему, были – смертельно его ненавидевшие. Вспоминая 41-й год, они говорили о своем тогдашнем недоумении и возмущении, боли и стыде, о банальном страхе за свою жизнь и жизнь своих близких. Но НИКТО ни разу не обмолвился о желании «в знак протеста против советской власти» поднять руки и драпануть к немцам, хотя побывать в плену некоторым пришлось.
Чтобы понять эту их позицию, незачем открывать секретные архивы. Достаточно быть патриотом своей родины.