Выход для Латвии: три языка для двух общин

Пресс-фото.
Пресс-фото.
Латвийские политики и партии привычно заняты собственными проблемами - причем в этом году они погружены в свои лично-политические дела особенно глубоко, как-никак в октябре состоятся выборы в Сейм. Эксперты прогнозируют новый всплеск популизма и пустой риторики, в очередной раз для решения наболевших проблем страны будут предлагаться давно знакомые, но почему-то традиционно не приносящие пользу рецепты.

Кажется, что политическое развитие Латвии идет по кругу: все время мелькают не только одни и те же лица, но и звучат одни и те же слова. Можно ли посмотреть на сегодняшнюю ситуацию под другим углом зрения? В более широком – историческом и современном – контексте?

На вопросы отвечает руководитель отделения Азии факультета современных языков Латвийского университета профессор Леон Тайванс.

От романтизма к реализму

- Если оценивать ситуацию в Латвии по чисто формальным признакам, то все в полном порядке – есть независимое государство, в котором сохраняются и развиваются латышский язык и культура. Но именно сейчас начинают говорить о кризисе национальной идентичности, утрате ориентиров. Почему? Неужели национальные ценности больше не объединяют?

- Начать надо с исторического экскурса. Национализм как идейное движение возник в конце XVIII века – на основе заката христианства. Если пользоваться христианской терминологией, то новым богом стала нация. Под этого нового бога создавалась новая религия, новая идеологическая система, основывающаяся на идее романтизма. Романтизм начинается как литературное течение, сперва литераторы сочиняют прекрасную сказку о некогда процветающей национальной цивилизации, потом к литераторам присоединяются историки, создающие из этих романтических представлений историческую школу. Подбираются факты для исторического обоснования этой сказки, формируется национальная идентичность, национальный миф, которые в конце концов становятся политической реальностью.

Эта политическая реальность ярко проявилась после Первой мировой войны, когда президент США Вудро Вильсон заявил, что политическое будущее бывшей Австро-Венгерской империи следует решать на территориальных условиях национального государства. Так появилась т. н. доктрина Вильсона.

Первая латвийская республика в 1918 году была создана на основе этой доктрины, она фигурирует и в политической лексике того времени. Но Вторая мировая война и Холокост компрометировали национальную идею как таковую, и поэтому после Второй мировой войны постепенно формируется другая концепция создания государства, концентрирующаяся на конкретной личности и правах человека.

- Но Латвия в 1991 году, восстанавливая свою независимость, вернулась к доктрине Вильсона?

- Когда Латвия 20 лет назад снова провозгласила свою независимость, то оказалось, что две живущие здесь общины, латышская и русская, стоят на совершенно разных политических и юридических платформах.

В мире существуют две юридические системы присуждения гражданства – “право крови” и “право почвы”. В странах с эмигрантским обществом, например в США, применяется “право почвы”: если вы родились в Америке – вы американец. В Европе исходят из “права крови”: если родители ребенка англичане, то где бы этот ребенок ни родился, он является англичанином. В Латвии обе эти системы столкнулись. Русские, которые недавно прибыли в Латвию, пользуются американской системой: я здесь родился – значит, это моя родина. А латыши пользуются европейской системой – по “праву крови”.

Во-вторых, перед Латвией встал вопрос: что делать – создавать новую республику или восстанавливать старую? Если создается новая республика, то факт оккупации не актуален. Если восстанавливается старая, то нужно объяснить, почему было прервано существование прежней республики. Была принята концепция восстановления государства, и те, кто не жил в Латвии до войны, приобрели статус с вопросительным знаком. Конечно, нельзя родиться оккупантом, но, исходя из “права крови”, все приехавшие в Латвию после войны все-таки являются гражданами другой страны. Если же пользоваться американской системой, то все родившиеся в Латвии автоматически становятся ее гражданами. Это реальность, которая требует мудрого политического решения, которое у нас пока не очень-то проявлялось.

Исходя из концепции восстановления Латвийской Республики возник самый важный вопрос: что является целью существования государства? И отвечая на этот вопрос, Латвия вернулась к архаичному, уже отжившему свое время национальному принципу. Но поздно или рано настанет время переоценить ситуацию. Может ли национальное по-прежнему оставаться образующим государство фактором? Едва ли. Государство – это организация общества, живущего на определенной территории. И эта организация постоянно обновляется. Спрашивается, как долго может существовать отжившая концепция?

Следует учесть еще один исторический аспект. Латвия, Узбекистан, Таджикистан, Киргизия и так далее – все это провинции-колонии Российской империи. Да, Россия была империей. И разница между Британской империей и Российской империей состоит лишь в том, что российские колониальные владения располагались не за морями, а на том же евразийском континенте. В свое время Ленин и его соратники категорически отвергали имперскую сущность России, но на самом деле империя сохранилась и в советское время, хоть и называлась она по-другому.

Распад Советского Союза – это разрушение империи. При разрушении империи всегда возникает постимперский синдром – и у народа, освободившегося от имперской зависимости, и у народа, представлявшего империю. В качестве примера можно привести войну в Алжире. После того как Франция официально ушла из своей колонии Алжира, оставшиеся там французы начали воевать с арабами.

Так вот у бывшей правящей нации всегда возникает обида. А у нации, жившей в зависимости от колонизаторов, возникает желание отомстить, делать все так, как делали бывшие колонизаторы – только в зеркальном отражении. Это происходит везде. Я занимаюсь колониальной Азией, и на примере азиатских стран это видно очень ярко: тот же накал эмоций, те же статьи в газетах. Очень похоже на то, что происходит у нас.

- И что же делать?

- Во-первых, осознать, что национальная концепция устарела. А во-вторых, преодолевать постимперский синдром. С обеих сторон.

А государство – где?

- Но опыта латвийской политической культуры для этого может оказаться недостаточно…

- Нынешний кризис показал, что латвийская политическая культура оказалась несуществующей. В России, например, есть совершенно определенная политическая культура. Да, путинский режим авторитарен, но это русская политическая традиция, которая близка к восточной. В Латвии же нет традиций государственности. Носителем традиций государственности на территории Латвии были ливонское государство, немцы, которые здесь правили.

- А как же Первая латвийская республика?

- Думаю, что крушение Первой латвийской республики требует нового исторического и политического переосмысления. Мне понравилась идея, высказанная российским историком А. Б. Зубовым, – о том, что межвоенные республики Прибалтики являются неким изъятием из великой войны, что нет Первой и Второй мировых войн, есть одна война с перерывом на 20 лет. И во время этого перерыва и возникли республики Прибалтики – как некое явление перемирия, перерыва между военными действиями. И что реально эти республики возникают только сейчас, с распадом империи. Это, конечно, только теория. Таким образом, быть может, государства теоретически вовсе не было. Похоже, что в Латвии сегодня есть атрибуты демократии, есть отдельные права, но государства как такового в общем-то нет. Латвия – это вотчина олигархов, цель которых – набить собственный карман, поэтому республика (“рес публика” по-латински означает “дело народа”) не состоялась.

- Обычно в ходе политических дебатов говорят, что главный смысл существования латвийского государства – сохранение латышского языка и культуры.

- Это установки XIX века. А сейчас совсем другое время. Как сейчас называет себя государство? Поставщиком услуг. Не более того. Идеологии фактически нет. Сегодня реанимировать идеологию, которая была актуальна в позапрошлом веке, – это нонсенс.

И потом существует реальная жизнь. Политика – это искусство управлять в соответствии с реальностью. А реальность такова, что Латвия является двухобщинной страной – подчеркиваю, именно страной, а не государством. В этой стране правит одна община, и естественно, что долго так продолжаться не может. Потому что русскоязычная община экономически является более мощной. Согласно статистике большинство русских занято в производстве и транспортной сфере – то есть в тех отраслях, которые приносят доход. А латыши в основном в сельском хозяйстве, которое в современном мире не определяет экономическую мощь, и в культуре, которая эту мощь тем более не определяет.

Что же касается культуры и языка, то это личное дело каждого человека и каждой общины. И развиваться культура и язык должны либо за счет добровольных пожертвований, либо за счет средств национальных общин. Это значит, что Праздник песни должен проводиться на деньги латышей. А русские должны финансировать свои праздники и фестивали – какие хотят. Конечно, есть вещи, за которые должны платить все, потому что все ими пользуются, – инфраструктура, телекоммуникации, электрические сети. Но культура – это личное дело. Деньги надо делить честно.

А главный язык – английский

- В одном из интервью вы сказали, что обучение в латвийских школах должно вестись на трех языках – английском, латышском и русском.

- В свое время я пытался убедить наших политиков: мы находимся в Евросоюзе, и это значит, что всем надо знать крупный европейский язык. Надо учить в школах английский не как иностранный язык, надо преподавать на нем разные предметы. Чтобы выпускники могли свободно оперировать терминологией. Всего же в школе должно быть три языка обучения: английский, латышский и русский.

В Латвии существуют две общины. И это нонсенс, что перед тем как обратиться к человеку, ты думаешь, на каком языке заговорить. Это затрудняет общение. Говорить надо на любом из трех языков и на любом из трех языков получать ответ. Это помогло бы снять национальные трения, и мы бы наконец-то встали на путь государственного строительства. И начали говорить о государстве. Сейчас о государстве речи нет, имеются лишь его атрибуты.

Требуются варяги!

- А если бы Латвия в 1991 году приняла не концепцию восстановления Латвийской Республики, а концепцию провозглашения нового государства, ситуация сегодня была бы лучше?

- Думаю, что нет. Скорее всего, мы бы оказались там, где сейчас находится Белоруссия. Тогда в Латвии реальные рычаги власти были в руках русских, это была сознательная политика Москвы. Может быть, нехорошо так говорить, но в Латвию и на другие национальные окраины в качестве руководителей направляли не самых талантливых людей. Очень талантливого государственника никогда бы не отправили из Москвы в провинцию. Так что латвийская политическая элита того времени, наверное, повела бы нас в белорусском направлении. С исторической точки зрения, это не было бы правильным решением.

Получилось так, что в 90-е годы в Латвии ни одна из сторон не была достаточно зрелой для независимого и умного политического процесса. Я говорил деятелям Народного фронта: поймите, надо создавать государство, государство – это большая ценность, чем нация. И что? Прошло 20 лет, и мы находимся в той же точке. С одной только разницей – если раньше была перспектива, то сегодня перспективы нет. Экономически Латвия является фактически полным банкротом. Поднять экономику власти не могут. Государство должно создавать стимулы для развития экономики, но как только какие-то стимулы создаются, к ним сразу же пристраиваются махинаторы, которые превращают все это в кормушку для себя.

История России знает норманнскую теорию. На заре формирования русского государства у его истоков стояли варяги, которых славянские племена пригласили на княжение. Латвия, пожалуй, находится там же. Надо приглашать варягов на княжение.

- А из местных политиков на роль государственных лидеров никто не годится?

- В России есть такое хорошее словосочетание “государственный муж”. Где латвийские государственные мужи? Куда ни посмотришь – жуликоватая мелочь… Нам нужны государственные мужи, которые представляют, каким будет государство через 25 лет. Есть у нас люди, которые могут так мыслить? Я их не вижу.

Надо стать “Гонконгом”

- Получается, что выхода нет?

- Думаю, что выход есть. Но для этого латышам – и политикам, и всей нации – надо много мужества, которого, к сожалению, нет.

Один мой знакомый сказал, что он бы не хотел приезжать в Латвию как в Гонконг. Но я считаю, что Латвия должна стать “Гонконгом”. Это единственный выход. Официальная жизнь должна идти на английском языке. И все – от дворника до министра! – должны говорить на хорошем английском. Высшее образование должно быть переведено на английский. В школах – обучение на трех языках.

Выход из языкового гетто очень важен для прогресса. Я против того, чтобы русский язык стал в Латвии доминирующим. Русский больше не является языком межнационального общения на огромной территории. Но как крупный европейский язык он сохраняет свое значение. Русский надо знать, он открывает ворота в Россию. Но не более того.

Что же касается латышского, то мы живем в век информации. И у Латвии нет ни сил, ни возможностей переводить на латышский язык весь гигантский мировой поток информации. С переводом этого потока на русский не справляется даже Россия с ее огромными ресурсами! И в России хороший профессионал в любой сфере не может ограничиваться знанием только одного русского языка. Это было уже в советское время – тот, кто знал языки, и тогда был в топе. Так что это проблема для всех. Я работал в Дании, государственный язык там, естественно, датский, но я не встречал там ни одного человека, который бы не говорил на английском.

- Значит, интеграция на базе латышского Латвии не нужна?

- В Европе существуют две интеграционные системы – английская и французская. Французы стоят на полной интеграции прибывших. Ты можешь быть мусульманином и выходцем из Марокко, но твоя религиозная принадлежность – твое личное дело. А публично ты обязан быть французом во внешних проявлениях и говорить по-французски. Изучение французского закреплено на законодательном уровне.

В Англии к интеграции относятся по-другому, там принято считать, что существует четко выраженная публичная и частная сферы. На работе человек должен выполнять указания работодателя, но внешних проявлений это не касается – работать можно и в чалме, и в кипе, и с крестом на шее. Англичане не требуют и полной интеграции в языковую среду: можешь обойтись без английского, обходись – это твое дело.

В Латвии стараются идти по французскому пути, но критическая масса латышей не так велика, чтобы поглотить массу русскоязычных. То есть это изначально неверная установка. И это надо признать.

- У нас как-то не принят такой прагматичный и материальный подход к тонким и деликатным вопросам…

- Да, но государство – это дело материальное, а с материальными делами у нас очень плохо. Конечно, и в материальное надо вложить душу. Но не устаревшие идеи. Не надо продолжать идти на поводу устаревших идеологических установок.

Визитная карточка

Леон Тайванс родился в Риге в 1944 году в семье лютеранского пастора. Окончил Институт восточных языков при МГУ. Работал в Институте востоковедения. Исполнял обязанности ученого секретаря при директоре института Евгении Примакове. Защитил докторскую диссертацию по политическим и религиозным движениям Юго-Восточной Азии. В настоящее время – руководитель отделения Азии факультета современных языков ЛУ. Владеет пятью языками – латышским, русским, английским, индонезийским и малайским.


Написать комментарий