Сближение произойдет само по себе

Рудольф ПЕПИС, актер:

— Всю жизнь мы бок о бок работали с русскими коллегами. Я думаю, сейчас театр находится в очень выгодном положении — в то время как люди перестали читать, и театральное искусство может стать одним из способов объединения. Нам, актерам, всегда легко общаться с людьми, и создается впечатление, что вся эта национальная рознь искусственно создана. На самом деле такой проблемы нет.

Вилен ТОЛПЕЖНИКОВ, врач:

— Я состою сейчас в двух партиях — Daugavas vanagi и Visu Latvijai!, я по-прежнему стою на тех же баррикадах, что в 1991 году, только мои убеждения стали еще глубже. Я совершенно уверен, что все в Латвии должно происходить только на латышском языке. Интеграция — безжизненна, возможна только ассимиляция.

Янис РОКПЕЛНИС, поэт:

— Я согласен, что в наших условиях возможна ассимиляция. Посмотрите, Франция в свое время переварила 2 миллиона отборной российской интеллигенции. К сожалению, история развивается не по нашим схемам.

Кнут СКУЕНИЕКС, поэт:

— Источник конфликта — в нехватке информации даже на бытовом уровне. И вообще, русские должны понять, что речь идет не о латышском языке, а о государственном языке, это важный акцент. Человек не может жить полноценной жизнью, если не владеет языком страны, где он живет. Что же касается интеграции и ассимиляции, какой-то процент ассимиляции, конечно, будет, но не насильственной — добровольной. У каждого должна быть свобода выбора.

Марина КОСТЕНЕЦКАЯ, публицист, радиоведущая:

— Но язык, выученный с чувством злобы, никогда не будет любимым, родным языком. Это такая мина замедленного действия. И все-таки напряженность чувствуется. Многие говорят, что в воздухе пахнет угрозой. Кто это провоцирует? Я думаю, наша задача сейчас — найти способы снизить эту напряженность.

Кнут СКУЕНИЕКС:

— Глобальной конфронтации, я думаю, здесь не произойдет. Ведь все проекты, например, референдумы, которые организовывали национал-радикалы, провалились, и это показательно. И среднестатистический латыш никогда не поддастся на праворадикальную пропаганду.

Владислав АНДРЕЕВ, тележурналист:

— Радикалы существуют только на телеэкране, а в обычной жизни мы их почему-то не встречаем. Это такое ток-шоу, которое интересно смотреть по телевизору. И все.

Людмила СОЧНЕВА, преподаватель английского языка в русской школе:

— Мне кажется, она спадет, когда государство поймет, что русские — это богатство страны, что все русские дети — это дети Латвии. Они должны почувствовать, что нужны государству.

Кнут СКУЕНИЕКС:

— Да, но стране не нужны не только русские, но и латыши! Доказательство тому — экономическая миграция в Ирландию. И это наша общая проблема. И еще — одно лишь знание госязыка не делает человека лояльным! Я говорил до Атмоды, и сейчас убежден, что нам нужно развивать переводческую деятельность — переводить не только художественную, но и краеведческую, мифологическую литературу. Важно, чтобы этому поколению стали понятны основные духовные ценности латышского народа, а пока они за семью замками. Но для этого нужна финансовая поддержка. Надо брать пример с эстонцев — хотя русских там меньше, они постоянно издают эстонскую литературу на русском языке. Еще одна платформа для сотрудничества — профсоюзы. Нужно ликвидировать противостояние на рабочих местах, ведь не секрет, что сотрудников сейчас часто принимают по языковому признаку.

Виталий ПОРТНИКОВ, украинский журналист:

— А нужно ли простому читателю переводить на русский весь массив латышской литературы? Интересно ли это ему? Не уверен. Я совершенно точно знаю, что у меня никогда не было такой потребности в русской литературе, как у человека, выросшего в России. Это нормально, что человек больше тянется к родной литературе, чем к чужой. Я совершенно не уверен, что мы можем интегрировать всех людей, живущих в Латвии, по такому вот принципу. И вообще — мы пытаемся смотреть на Латвию, как на нечто изолированное от общемировых процессов в Европе и мире. Сейчас развиваются высокие технологии, и молодому человеку доступны совсем другие культурные средства, чем в советское время. Я думаю, блокбастер, снятый по-латышски, привлек бы гораздо большее количество интересующихся, чем любая культурная программа. Мы же говорим о населении, а оно не обязательно слушает Шопена и Моцарта и не увлекается классической литературой. И Латвия тут не исключение. И потом, пройдет еще
5-7 лет, и все живущие здесь русскоязычные станут гражданами и получат право свободно перемещаться по ЕС. И вы думаете, много русских здесь останется?

Вы пытаетесь заниматься интеграцией тех, кто в ней не нуждается. На фестивале “Новая драма” в Москве выступали
4 литовских театра и имели успех. Но ведь на эти спектакли ходят культурные, интеллигентные люди, а они в интеграции не нуждаются.

Улдис БЕРЗИНЬШ:

— Да, я согласен, интеграция может происходить через культуру, но культура не может быть средством интеграции! Я думаю, все произойдет само по себе. А главное сейчас — по мере возможности бороться с неинформированностью и ксенофобией.

Янис РОКПЕЛНИС:

— Действительно, зачем тратить усилия на цели, которые недостижимы? Еще Исайя Берлин говорил, что народы, которые живут рядом, всегда будут недолюбливать друг друга. Главное, чтобы не было кровопролития, а мы тут хотим построить дружбу народов и всеобщую любовь. Такого не будет.

Кнут СКУЕНИЕКС:

— Мне кажется, нам надо понять, что интеграция в равной степени относится ко всем — и к русским, и к украинцам, и к самим латышам.

Улдис БЕРЗИНЬШ:

— Да, но, с одной стороны, после 1991 года, когда стало ясно, что Латвийское государство не перестанет существовать, можно сказать, что латышскому языку ничего не грозит.

С другой — я внутренне все еще не могу сойти с оборонительных позиций. Это моя земля, мой язык, но русский язык в этой стране наиболее распространен среди молодежи, и для меня это создает внутреннее чувство угрозы.