Латышский язык на грани нервного срыва 105

В недавнем интервью нашей газете политолог Иварс Иябс заметил: "Если мы, сидя в глубокой яме, будем думать о том, как защищать латышский язык, вряд ли мы из этой ямы выберемся". Лингвист Дзинтра Хирша не согласна. Наибольшее ее беспокойство сегодня вызывает вовсе не надвигающееся банкротство страны, а люди, которые знают латышский язык, но предпочитают им не пользоваться… h2. Знают, но молчат — Дзинтра, недавно в интервью газете "Латвияс авизе" вы сказали, что в условиях экономии надо закрывать русские школы. Как вы себе это представляете? — Прежде всего в Латвии должно быть обеспечено образование на государственном языке. На других языках — тоже хорошо. Но в жестких условиях экономии подход должен быть другим. Например, в некоторых местах Латгалии компактно проживают русскоязычные, но латыши ведь там тоже есть. Поэтому если надо закрыть какую–то школу, то надо сделать так, чтобы осталась латышская. Нельзя позволить, чтобы латышские дети вынуждены были учиться в русской школе, можно просто трансформировать ее в латышскую. — Допустим, в районе проживают 98 процентов русскоязычных и только 2 процента латышей. Следуя вашей логике, нужно эту школу трансформировать в латышскую в угоду 2 процентам жителей? — Да, в угоду и латышам, и государственному языку, и, кстати, другим национальным группам — белорусам, украинцам, евреям. Если в округе нет латышской школы, то у этих людей нет выбора. Нельзя заставлять их учиться на русском. А на латышском — да, можно, это государственный язык. — Когда мы беседовали с вами лет пять назад, вы сказали, что реформа образования нужна, чтобы вы чувствовали себя дома. Теперь ваше самочувствие улучшилось? — Теперь дело в другом. У меня, правда, нет на руках цифр, свидетельствующих о масштабе проблемы, но ко мне стали обращаться с недовольством люди, которые испытывают дискомфорт из–за того, что их знакомые раньше говорили с ними на латышском, а теперь перешли на русский. Даже здороваются по–русски! То есть проблема в том, что люди, зная латышский, предпочитают им не пользоваться. — А что тут удивительного? Государство и вы лично сделали все, чтобы латышский язык воспринимался как орудие возмездия. "Знают, но не говорят" — это своеобразная форма протеста. Карательная лингвистика не может внушить уважение к языку… — Я не принимаю этот упрек. Если человеку что–то не надо знать, то он и не будет знать. В Германии живут турки, которые прекрасно обходятся без немецкого языка, и это постепенно становится проблемой для страны. Турки — самодостаточный народ с самодостаточным языком. Не будем сравнивать латышский язык с немецким, но даже в Германии начинают задумываться о том, чтобы внести в конституцию норму об обязательном использовании немецкого. Если говорить о Латвии, с учетом наших лингвистических пропорций, то нет другого метода, кроме давления. h2. Грузчик грузчику рознь — Как объяснить наш фирменный латвийский парадокс: чем хуже экономическое положение в стране — тем жестче становятся языковые требования, тем чаще раздаются призывы защитить латышский язык? — Пересмотр требований к использованию госязыка для разных профессий только кажется внезапным. На самом деле все эти нормы были предусмотрены еще в 1992 году — под моим руководством все это разрабатывалось, и это я видела своей целью. А в 2000 году эти нормы не разрешили включить в классификатор профессий, тогда нам просто не дали проводить в жизнь языковую политику. И очень плохо. Тогда, в начале 90–х, люди поняли необходимость изучения языка и активно им овладевали. А потом система дала сбой. Мое мнение: не важно, какой по основному национальному составу трудовой коллектив, — рабочий язык в нем должен быть латышский! Потому что он государственный. — Ну хорошо, сели вы в автобус. О чем вам говорить с водителем? Вы будете его отвлекать, а ему о безопасности надо думать. Зачем понадобилось ужесточать языковые требования к водителю автобуса, который едет молча и даже не объявляет остановки? — Так никто не предъявляет к нему повышенных требований — о философии там рассуждать, об экономике. Но все же он не глухонемой. И потом, почему его коллеги–водители должны с ним говорить по–русски? Я вижу проблему совсем в другом. Теперь при устройстве на работу от претендентов требуется знание не только государственного, но и русского языка. В Латвии много людей, которые не знают русского, зато знают английский или французский, но без знания русского их не принимают на работу! Согласна, во многих местах русский язык нужен: там, где бизнес, например, связан с Россией. Но нельзя требовать этот язык там, где это не связано с твоими профессиональными обязанностями. Иногда его требуют потому, что коллектив русский и это рабочий язык этого коллектива. Это нонсенс. Объединять всех должен государственный язык, а не какой–то другой. А так получается, что латыш не может претендовать на место в русском коллективе — даже если он грузчик. — Скорее русский нужен в сфере обслуживания, в торговле. Никуда не денешься: не поймешь клиента — не продашь… — В том–то и дело! Это один из сильных козырей Европы, что рыночная экономика якобы все поставит на свои места. На самом деле ничего и никогда она на свои места не поставит. Более того, она может погубить наши ценности. Я говорю о культуре и языке… А зачем тогда малые языки вообще? Зачем латышский нужен? Договорятся и без него — на английском, на русском! Если не защититься вовремя, то будет как в Ирландии: формально там два государственных языка, но говорят все на английском. А на ирландском только рождественские тосты произносят. h2. Больше латышских букв! — От чего латышам нужно защищаться теперь? Кто на них нападает? — Теперь приходится бороться с товарными надписями. Часто производители указывают на продукции символы вместо надписей — особенно когда речь идет о малых языках, к которым, безусловно, относится и латышский. Я не против символов. Но с точки зрения потребителя я вижу, что носители большого языка получают всю информацию полностью, а носители малых — такую наклейку, которую надо читать с лупой. — По–моему, все совершенно наоборот: на любом импортируемом креме, шампуне, продукте питания есть "латышский" ярлык, который будто назло наклеивается на русский текст, если он есть. Я уже не говорю о лекарствах: на латышском инструкция будет обязательно, на русском — почти никогда. Над стариками–то зачем издеваться? — Нет, надпись на латышском неполноценная, и я часто пытаюсь сорвать ее, чтобы прочесть более полную информацию на другом языке — английском, немецком или русском. Распространители продукции формально выполняют Закон о языке: надо на латышском — вот тебе наклейка! А то, что прочитать нельзя, это неважно. Насчет лекарств. Знаете, давайте не будем спекулировать на старых людях. Если человек околопенсионного возраста — скажем, 60–летний, то когда приняли Закон о языке, ему было около 40. Но он так латышский и не выучил, решил, что обойдется без него. А совсем старым фармацевт в аптеке всегда поможет с переводом и объяснениями. — В обязанности фармацевта не входит перевод инструкций! Когда речь идет о здоровье и жизни людей, даже мелкий нюанс имеет значение. Например, совместимость с другими препаратами, противопоказания… — Не стоит из этого делать проблему, любой медик учится затем, чтобы помогать людям. У меня принцип такой: если ко мне приходит старый русский человек, я всегда с ним буду на его языке говорить. Но если 30–летний нахально захочет говорить по–русски, хотя всю жизнь в Латвии прожил, пусть тогда приходит со своим переводчиком. Сейчас умирает очень много языков. И тогда восклицают: ах, нет носителей этого языка! А откуда они возьмутся, если в рыночной экономике большие языки играют первостепенную роль и они на функциональном уровне оттесняют малые? h2. Борьба еще предстоит — Латыши управляли страной без малого 20 лет. Все было в ваших руках: и экономика, и язык, и государственность. Отчего же такой печальный финал? — А я не считаю, что наши политики так уж много думают о языке. У нас нет нормы о том, что депутату Европарламента надо знать латышский язык, и вот результат: от Латвии баллотируется какой–то итальянец. Ладно Жданок — она гражданка и знает госязык. А Кьеза тут при чем? — Так ведь у нас и голосовать на муниципальных выборах тоже может любой житель ЕС, проживший в Латвии несколько месяцев — и итальянец, и француз, и немец: понятно, что латышского никто из них тоже не знает. Это у нас считается нормальным. — Я тоже часто об этом думаю: почему человек из другого государства ЕС должен голосовать на наших выборах — что он знает о нашем государстве, разве он выучил латышский язык? Что, наша государственность уже ликвидирована? Все, что делает Европа, на руку большим государствам и крупным языкам. Что касается неграждан, которые не принимают участие в муниципальных выборах, то я считаю — так и должно быть. Потому что есть неграждане, которые знают латышский язык, а есть те, которые его не знают. И тогда они будут и депутатов таких же выбирать, как они сами. Потому что из законов о выборах изъята норма о знании государственного языка — применительно к кандидатам в депутаты. — Все же странные проблемы вас занимают, учитывая положение Латвии… — Я буду в любых условиях об этом говорить. Потому что язык — это государство. Я не могу сказать, что надо делать в экономике, — это не мой профиль. По своей части — я думаю, что большая борьба за латышский язык нам еще предстоит. Я буду всеми силами стимулировать употребление латышского языка. — Да государство уже распродано и заложено! Мы влипли по уши — очнитесь наконец! — Я знаю. Однако о культуре и языке надо говорить столько же, сколько об экономике. Я не призываю давать деньги на это. Я говорю о том, какие ценности должны быть у государства, если оно хочет оставаться государством. Но русский язык в Латвии все еще самодостаточен. — Что бы вам такого предпринять, чтобы он наконец перестал быть самодостаточным?.. — Естественно, такое количество людей не сможет ассимилироваться. Это нереально — отвергнуть свою большую культуру во имя маленькой. Вопрос только в том, что в Латвии все должны употреблять латышский язык — чтобы мне не надо было употреблять русский. h2. Визитка "ВС" Дзинтра Хирша родилась в 1947 году в городе Игарке Красноярского края. Из семьи репрессированных. В 1957 году после реабилитации вернулась в Латвию. Окончила филологический факультет ЛГУ, специальность — топонимика. В прошлом руководитель Центра госязыка. Сейчас научный сотрудник Института латышского языка АН ЛР. Соавтор и разработчик всех языковых законов Латвийской Республики. Член президентской комиссии по языку. "Вести Сегодня" № 108. Автор: Элина Чуянова