В Камерном зале Дайлес театра 4 ноября — интересная премьера. Михаил ГРУЗДОВ (на фото) поставил знаменитую пьесу лауреата Нобелевской премии Иосифа Бродского, комедию о времени “Мрамор”. Играют Юрис Жагарс и Юрис Барткевич, над сценографией и костюмами работали Андрис Фрейбергс и Илзе Витолиня. Накануне события Телеграф побеседовал с режиссером.
Сознание определяет среду
— Михаил, почему вы выбрали комедию Бродского, а, скажем, не его остросоциальную “Демократию”?
— Социальные проблемы меня не волнуют, в том смысле, что театр не может влиять на социальную ситуацию, это не его задача. А обращение к “Мрамору” продиктовано любовью к Бродскому. Гениальностью диалога этой пьесы. Ее колоссальной актуальностью именно сегодня. Она показывает, что происходит в душе человека и как он бьется, чтоб сохранить себя в современных условиях.
— Действие пьесы обозначено автором как “второй век после нашей эры”…
— Бродский создал некую схему, где два человека отбывают пожизненное заключение, так сказать, в тюрьме будущего. Но это чистая условность, потому что все мы находимся в каком-то пространстве — называй его тюрьмой, государством, зависимостью… Такая схема позволила писателю развернуть диалоги Публия и Туллия (или, если хотите, разговор с самим собой, разговор с разных точек зрения), которые дали возможность показать глубину противоречий, абсурда и трагизма сегодняшней ситуации. И весь спектр проблем и обстоятельств человека в сегодняшнем мире — социальных, экономических, семейных, душевных, духовных… Каждый воспримет то, что ему ближе, и это, наверное, и есть классика.
— А какова главная задача нормального человека в нынешней ситуации?
— Создание собственного внутреннего мира для того, чтобы ориентироваться в ней, выжить и жить. Нас учили, что среда определяет сознание и так далее. Нет, сознание определяет среду. Но попробуй это сознание открыть, когда столько разных возможностей “красиво жить”, и в принципе, можно обойтись и без поэзии, красоты, гармонии, без любви!.. Но создание своего мира — это не внутренняя эмиграция. Просто если я ориентирован на внешние обстоятельства, то совершаю один поступок, а если на внутренние критерии, то и поступки совершенно другие, и события иные на меня идут. Тут уже вопрос судьбы человеческой: как надуть судьбу, которая обусловлена сегодняшними обстоятельствами, чтобы ты прожил собственную жизнь!
— Открыли ли вы благодаря этой пьесе что-то новое для себя?
— Там много и вопросов, и ответов. Бродский гениально заканчивает пьесу словами Туллия: “Человек, Публий… Человек одинок… как мысль, которая забывается”. Это действительно так. Просто на то, чтобы сформулировать ясное отношение к данному факту, вся жизнь уходит.
Цитата
Я чрезвычайно завидую людям, которые услышат текст Бродского впервые, воспринимать его — чрезвычайное наслаждение. Это проникновение в такие интимные душевные зоны, в которые ты редко вообще проникаешь в жизни — только в каких-то критических ситуациях.
Зритель становится мудрее
— Будет ли ваш театр как-то особенно отмечать свой 85-й сезон?
— Мы не празднуем юбилей, но наш сезон, мне кажется, очень удачно сложен именно по драматургии. Среди премьер либо классика, либо то, что может стать классикой через какое-то время. Скажем, я скоро начинаю работать над комедией молодого ирландского драматурга Мартина Макдона “Королева красоты из Линэна”, найденной, кстати, специально для Мирдзы Мартинсоне. Пьеса просто гениальна, в ней причудливое соединение почти документального реализма, абсурда и тонкого психологизма, пронизанных черным юмором и иронией. Хотя сюжет прост как дважды два. Живут дочь с матерью, у дочери появилась возможность выйти замуж, а мать ее не хочет отпускать, обманывает, в результате дочь остается ни с чем, убивает свою мать и сходит с ума…
— Формируя репертуар, вы стараетесь соблюдать баланс между “развлекаловкой” и “серьезным искусством”?
— Конечно, приходится искать компромисс между художественностью задач и потребностью в развлечениях. Но у нас нет ни одного спектакля, задуманного только ради развлечения публики. Да и зритель более мудрый пошел, тоже не хочет от театра пустого развлечения, которого и в других местах предостаточно. Другое дело, что требовательность зрителя к театру повышенная. Если он пришел и заплатил, ему подавай либо действительно остроумное и дизайнерски интересное развлечение, либо что-то очень тонкое, интимное. Поскольку у нас три зала, это возможно. Всего в этом сезоне у нас 12 пpeмьep, среди авторов и Альбер Камю, и Станислав Виткевич, и Генри Миллер, и Брайан Фрилл, и Мара Залите… Даже оперетту “Москва, Черемушки” ставим к 100-летию Шостаковича.
— Как вы относитесь к модной ныне тенденции, когда театр буквально выходит на улицу? Вот сейчас, например, в театре Виестура Кайриша делают спектакль-экскурсию по Риге, посвященный недавней латвийской истории.
— Я за классический репертуарный театр, мне он кажется более глубинным, более содержательным. Но формы разные нужны, и мы тоже делаем и будем делать экспериментальные спектакли. Просто у каждого репертуарного театра своя история, свои традиции, которые глупо уничтожать и глупо против них идти.