Гуманная сущность медицины плохо совмещается с принципами рынка
Зачем медицине нужны были реформы
В жарких дискуссиях о реформе медицины как-то потерялся вопрос: отчего вообще возникла эта необходимость перекраивать отлаженную систему, до этого работавшую десятилетиями и считавшуюся одной из лучших в мире? Сейчас-то мы хорошо понимаем, ЧТО потеряли. И все это – фельдшерско-акушерские пункты в каждом поселке, больницы в каждом городке, солидные поликлиники в каждом районном центре, специализированные клиники в столице – содержалось без пациентских взносов, полисов страхования, больничных касс и прочих нынешних радостей. И еще на Праздники песни вдоволь оставалось. Но во время Атмоды народ убедили, что все бюджетные средства уходят на «ненужные заводы и ракеты», а вот когда освободи-и-имся…
Когда «освободились», оказалось, что медицина на самом деле стоит огромных денег, которых без советских заводов и сибирских нефтяных вышек взять неоткуда. А больных почему-то меньше не становится. Вариант экономии нашли «гениально» простой: объявили, что врачей и больниц у нас слишком много. Провинциальные больницы превратили в богадельни («центр социального ухода» звучит, конечно, лучше, хотя второе значение слова «уход» в русском языке воспринимается тоже не очень жизнерадостно…), а оставшимся без работы участковым терапевтам и педиатрам предложили стать семейными врачами. В итоге бесплатными остались только Праздники песни, а за все остальное – пожалуйте к кассе.
Врачи – семейные и «многосемейные»
Более-менее структурированная система семейных врачей складывалась в богатых европейских странах еще в позапрошлом веке и первоначально обслуживала малочисленный слой состоятельных людей, способных платить достаточно большие деньги за медицинскую помощь. Где лечились остальные? Иногда – в благотворительных заведениях типа монастырских больниц, а чаще – вообще нигде: бог дал, бог взял… Потом, по мере развития научно-технического прогресса и определенного «очеловечивания» общественных отношений, стала развиваться система государственного и муниципального здравоохранения.
Состоятельных людей, которых стало намного больше, чем в ХIХ веке, продолжали обслуживать семейные врачи, число которых росло в соответствии с увеличением количества пациентов. При этом они оставались именно семейными: знали два-три поколения своих пациентов в лицо и по истории болезни и изначально готовились в качестве специалистов широкого профиля. В отличие от латвийских коллег, на каждого из которых в одночасье просто спихнули по нескольку тысяч бедных во всех смыслах пациентов с запущенными недугами.
В чью голову пришла идея перенести эту, по сути элитарную, структуру в разоренную и обнищавшую Латвию 90-х, мы вряд ли теперь узнаем, но политики и партии, руководившие многострадальной отраслью, известны. Но главная проблема даже не в этом.
Зачем нам нужна медицина?
Странный вопрос, скажете вы. Нужна для того, чтобы лечить больных и оберегать от болезней здоровых. Это – с точки зрения здравого смысла и человеческой морали. А вот с позиций рыночной экономики медицина – всего лишь сфера услуг, разновидность бизнеса вроде ресторана или автосервиса. Сначала будущий бизнесмен (простите – будущий врач…) покупает у профессоров в университете знания, потом перепродает полученное клиентам-пациентам. Естественно, он заинтересован не только вернуть деньги, затраченные на обучение, но и заработать как можно больше. В таком понимании «эффективная медицина» – это наполненный купюрами ящичек под кассовым аппаратом в конце рабочего дня.
Чтобы как-то устранить аморальность ситуации, в тех же европейских странах десятилетиями придумывались и внедрялись различные системы «сдержек и противовесов». Наши же «реформаторы», представленные во всех Сеймах многочисленным профессиональным лобби, похоже, сознательно создавали «медицину для врачей», а не для больных, странную систему частной практики за счет госбюджета. Требования, чтобы неспециалист решал, надо ли больному идти к специалисту, или пресловутый рецептурный перечень, вне которого остались только йод с зеленкой и дорогостоящие аналоги самых популярных лекарств, – это же откровенное «кормление», попутно превращающее врачей в очевидно ненужных посредников. И дезорганизация работы: у столичных «семейных» иногда половина сидит на приеме только для того, чтобы получить направление или рецепт на анальгин. Стоит ли удивляться, что в очередь записывают на две недели вперед?
Настоящие семейные врачи, конечно, есть, но в основном в провинции. Это их заслуга, что за последние 15 лет та же Латгалия не вымерла полностью, что еще рождаются здоровые дети, а жители дальних деревень и хуторов лечат свои хвори лекарствами, а не танцами у костра под звуки шаманского бубна…
Но о них надо писать отдельно, с глубокой и заслуженной ими благодарностью.