Правительственную комиссию по подсчету последствий советской оккупации в Латвии я отношу к подобным организационным “чудесам”. Во–первых, потому, что комиссия по сути занялась не определением последствий оккупации, а составлением счета для предъявления России. Во–вторых, очевидно, что комиссии важно само составление такого счета, а не его оплата соседом. И комиссия, и сама идея подобного иска пока работают как дразнилки для России. Под эти расчеты не создаются условия, способные эту идею из заведомой утопии перевести хотя бы в ранг научной фантастики. Политики Латвии сознательно, нарочно ставят перед собой невыполнимую задачу.
Кажется, авторам этой идеи важно лишь требовать по полной, а не получить хоть что–то. Так как, в–третьих, ничего не говорится о том, каков же будет реальный механизм действий, чтобы сделать подобные расчеты интересными для России. А коль скоро идея, требующая двустороннего участия, заведомо строится как односторонняя, то ее цена определяется по курсу антироссийской пропаганды. И не более того. Это политический мусор на пути нормальных взаимоотношений. Комиссия считает свои считалки таким образом, что упомянутые овощи, наверное, имели бы больший шанс на реальный успех. Задумай они посчитать ущерб, который нанесли им люди.
Предмет вражды
Любящее похваляться своим прагматизмом, правительство Латвии в данном случае пребывает в огороде политпропа и отнюдь не собирается забивать России стрелку, чтобы реально поставить ее на счетчик из–за наших обид на коммунизм. Кроме того, латвийская комиссия, видимо, решила уровнем ущерба всех ошеломить. Ну хоть бы для начала договорились с балтийскими соседями о единой методике расчета.
А то получается, что Латвия пострадала от советской оккупации в десятки раз больше, чем Литва (там подсчитали, что ущерб составил три миллиарда долларов. Латвия же еще в 90–е годы называла то сумму 46,6 млрд., то от 60 до 100 миллиардов долларов). Через одно это вся затея выглядит несерьезной. Это показывает, что комиссия занимается не сутью идеи ущерба, а созданием политической дешевки, очередной страшилки для поддержания в нас чувства обиженных на Россию людей. Не более того.
Чтобы получилось “более того”, Латвии, во–первых, надо прийти в отношениях с Россией к такому официальному взаимопониманию слов “советская оккупация”, чтобы диалог о каких–то расчетах стал мало–мальски реальным. Вот побывал недавно наш министр Марис Риекстиньш у своего коллеги Сергея Лаврова в Москве, и там прозвучала идея о возможном создании совместной комиссии историков под эгидой Академий наук наших стран.
Может быть, это шаг в сторону “преодоления истории”. Хотя прежний посол России в Латвии Виктор Иванович Калюжный мне уже давненько говорил, что идея такой двусторонней комиссии витала в официальных коридорах, но якобы латвийская сторона отнеслась к ней прохладно. Кроме того, если историки начнут договариваться не о путях реального “преодоления истории”, а, скажем, о какой–то компромиссной терминологии, то это опять–таки пройдет мимо цели.
На мой взгляд, надо преодолевать не слово “оккупация”, а строить нормальные отношения сегодня. Что до оккупации, то и я однозначно буду в отношении 1940 года придерживаться именно этого понятия. Основой тому — сотни бесед с людьми, которые в то время пребывали в сознательном возрасте. Четверо из пяти, если убрать эмоции, описывали события того времени именно как оккупацию.
По–моему, документы врут больше очевидцев и потому для меня имеют вторичное значение. Несмотря на то, что, с точки зрения нынешней Москвы, международно–правовые формальности при вступлении Прибалтийских республик в Советский Союз в 1940 году были соблюдены, для меня это была не формальная, а фактическая оккупация Латвии со стороны СССР (не России).
Но в то же время попытки квалифицировать отрицание оккупации как уголовно наказуемое дело — идиотизм. Вопрос — чем является для нас разное восприятие исторических событий? Предметом диалога или причиной для вражды? Для меня это предмет диалога. В том, что комиссия тоже создана с таким прицелом — я не уверен.
А мы не просили
Слишком уж прямолинейно она подходит к своей задаче. Чтобы ставить задачу так, как ставит комиссия, из Латвии прежде всего следует вывезти все, что сюда было привезено и построено в советское время. Вернуть это бывшим советским республикам соответственно их доле.
Плюс к тому следует объявить публично и доказать на фактах, что все приехавшие сюда были сплошь тунеядцы и неучи, которые лишь паразитировали на трагической судьбе работящего латышского народа. И что местная большевистская номенклатура не проявляла никакой большевистской самоинициативы, ибо на все сто процентов состояла из баранов, роботов, которых включали и выключали в Москве. Потому и местных коллаборационистов тут не было, ибо — машина, прибор, агрегат, то есть робот, коллаборационистом быть не может по определению.
И, очевидно, следует считать, что у жителей Латвии в то время полностью отсутствовало чувство собственного достоинства, что все здесь только и делали, что наносили Латвии ущерб и прогибались под режим. Никто здесь не учился и не работал, чтобы самому стать на ноги, жить, любить, чтобы сделать счастливыми своих близких, и пр. У всех мозги, значит, были засраны одной КПСС и всяк тут только и норовил Латвию унизить. Так получается, если следовать логике подхода комиссии.
А если не следовать, то получается двойной стандарт. Хотя бы из слов самого председателя комиссии Эдмунда Станкевича (см. “Вести сегодня”, 19.01.2006.) получается, что от своей латвийской номенклатуры, значит, от собственного участия в нанесении коммунистического ущерба себе, другим республикам, мы можем как бы отвертеться. Пельше и Восс вроде не наши. Потому, что “латвийскую власть на любом уровне контролировали ставленники из Москвы”.
А вот что касается, скажем, реставрации собора Святого Петра или объектов покрупнее, то их никак нельзя признавать нормальными и приемлемыми для нас объектами режима. И башня и, скажем, Вантовый мост, — все сплошной ущерб от Советов. Ибо мы сами ничего не просили здесь строить и реставрировать. Это все — Москва. Господин Станкевич любит приводить пример, когда кто–то чужой забрался в твою квартиру и все там переставил. Не станете же вы ему что–то компенсировать! — восклицает многоуважаемый руководитель комиссии. Но — если я выкинул чужого с его скарбом, а поставленный им унитаз оставил себе, то как — этот унитаз для меня плох или хорош? Хоть я и не просил его ставить. Если он плохой, если протекает, то надо и его выкинуть.
И на это глава комиссии тоже имеет что сказать: “Наша задача — подсчитать ущерб от оккупации, а не достижения”. Вот тут–то как раз и прорезается крайнее его неуважение хотя бы к своему народу. У комиссии нет графы, куда зачислять заслуги латвийского народа во времена Советов. Потому как их для комиссии не может быть в принципе, по определению. Все что здесь было — начиная от промышленности и кончая литературой, сплошная заслуга Москвы.
Значит, без КПСС мы тогда и шагу ступить не смели. За такую убежденность этих ребят в КПСС, полагаю, приняли бы без кандидатского стажа. А если серьезно, то нельзя, мать вашу, выразить трагичную, игравшую на всех струнах человеческого бытия суть событий с помощью арифметической формулы примитивной сделки.
Третьи победили первых
А комиссия, в–третьих, хочет “показать всему миру, какой была наша истинная история” (Э.Станкевич) именно в форме сделки, в виде счета. Но если счет готовится не к оплате, а лишь для того, чтобы “перевести на разные языки и обнародовать”, то кто же готовил этот счет? Политический эксгибиционист, который бегает по миру плакаться в чужие жилетки, не удосужившись подготовить хотя бы четкое обоснование того, почему Россию можно полностью идентифицировать с Советским Союзом? Трусливый халявщик, который готовится передоверить обеспечение своих исков другим?
Самое смешное и самое печальное, что таким образом отнюдь не преодолеваются последствия оккупации в самом латышском или латвийском народе, а психологически сохраняется лишь иллюзия получить, выбить из Москвы что–то еще. Вполне советская иллюзия. Хорошо, если бы эта иллюзия была направлена на поколения, пострадавшие от сталинщины. Но в основном–то она направлена не на поколения, страдавшие от режима, а его обеспечивающие. Это сейчас у нас диссидентов и антисоветчиков — уйма. А еще в году этак 1988–м их почему–то было не больше нескольких десятков. Поэтому, прежде чем предъявлять счет другим, нам надо, в–четвертых, предъявить счет самим себе.
Чего толку компенсировать нам ущерб от коммунистического режима, если мы от него избавились только официально? На уровне вывесок и идеологии. А по части, например, бюрократизма и отношения к людям мы, как говорил Миша, даже углубили подходы старого режима.
Да, уже в конце 80–х было даже физически заметно, как старый режим усердно перетекает в новую форму. Уже после тогдашних выборов местных советов комнатушки отделений Народного фронта стали наполняться людьми в сине–серых официальных костюмчиках. Люди из парткомов плавно перетекали в исполкомы, администрации, в одночасье становились незаменимыми для свободной Латвии специалистами. В отделениях НФЛ находился кто–то, кто их усердно рекомендовал как опытных людей, которые знают, как работать с контингентом, как вести дела, хозяйство… И НФЛ этим, для кого–то своим, людям весьма часто доверял определять ситуацию в сельсоветах, районах, городах.
Я ничего не имею против того, чтобы хорошие специалисты, пусть бывшие чекисты, пусть партийцы, работали бы себе на новой красно–бело–красной ниве и на благо ее. Тут речь не о компетенции, не о идеологии. Тут речь о трансформации психологии старого режима в сознание нового. О том, что, как вычитал я в одном комментарии, победила не демократия партократию, а третьи секретари первых. Эта победа, по–моему, обеспечивалась сознательно.
Уже в конце 1989 года люди из районов жаловались мне, что происходит непонятная им перетасовка лиц. Происходит целенаправленная, неведомо кем руководимая “селекция” кадров НФЛ. Люди бескорыстные, знающие и уважаемые в народе вдруг отодвигаются в сторону или дискредитируются, а на их место фактически выдвигаются люди из “светлой” номенклатуры или близкие к ней, но никак не лучше отодвинутых. Причем тогда еще люди не тасовались по каким–то этническим параметрам. Это были какие–то иные критерии. Так как я знал нормальных людей и в парткомах, то пошел, например, в Огрский или другой какой райком КПЛ и спрашиваю у кореша: "Че за дела такие странные? Че за люди понавылазили вдруг? Ладно бы нормальные, а то партбюрократия какая–то.
Нет ли тут вашей ноги в наших дверях?" А кореш — циник по натуре — прямо так говорит: “Поздно врубился. Есть люди, которые годятся, чтобы войти в обойму, а есть, которые не годятся. Вот ты, например, в обойму никак не попадешь. Разве что депутатом каким нибудь”. Ответа на то, кто же комплектует “обойму” Латвии, я не получил. На базе конкретных предоставленных мне сведений написал пару статей. Руководство НФЛ или пропускало их мимо ушей, или говорило, что я “раскачиваю лодку”.
Что имеем в итоге? В итоге имеем чрезмерный удельный вес старого сознания в наших новых делах. Такой, что партии Латвии, несмотря на их либеральную, консервативную, христианскую, социал–демократическую, национальную и пр. риторику фактически одинаковы в своем отношении к людям. Они относятся к ним как к совкам. Разве это не видно по структуре общества, по размеру социальных ножниц, по роли блата и протекционизма супротив знания и умения или даже по очередям за новым дефицитом — здоровьем, партой для первоклашки в школе и т.п.?
Вот в чем для меня главный ущерб от прежнего режима. Он не рядом с нами, он в нас. Нам наносили ущерб извне, а теперь мы стали наносить ущерб сами себе. Хотя бы тем, что главнее для нас все еще не самим наработать “жирные годы”, а дождаться, чтобы их подарил нам Брюссель или компенсировала Москва. К сожалению, должен признать значительную долю правды в словах Яниса Юрканса: “Самая большая беда Латвии — неумение зарабатывать деньги.
Мы не говорим о развитии, мы говорим о выживании, а выживание — это признак нищеты. У нищих нет самосознания, потому что нищенствовать и ходить с протянутой рукой — это значит переступить через что–то”.
Мух не меряют котлетами
Комиссия говорит, что посчитала демографический ущерб, а экономический еще не считала. Получилось, что “коммунистический оккупационный режим” отнял у Латвии национальный доход, который может создать один условный человек за десять миллионов лет (742 тысячи человеко–лет потеряны в результате депортации населения в 40–х годах, 29 тысяч — при ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС, еще 5,2 тысячи — во время войны в Афганистане). Сумма ущерба еще не определена. В России писали, что Латвия может потребовать по миллиарду латов за каждый год в СССР.
Вот было бы тут интересно узнать, каковы были точки отсчета. Чужой советский режим, значит, нанес материальный ущерб. А какой режим выбирался в качестве прототипа той Латвии, какой она могла бы быть вне СССР? Логично было бы брать примером для сравнения не ближневосточную, а европейскую страну. Или средний показатель “старой” Европы. Но там все страны демографически ущербны. Белая раса вымирает. Вопрос — что такое эти 10 миллионов человеко–лет? Это расчет, имея в виду общеевропейские демографические кривые, или предположение, что, не будь Советов, латыши плодились бы как кролики?
Комиссия сообщает, что 3640 жителей Латвии, участвовавших в войне в
Афганистане, потеряли 5,2 тысячи человеко–лет. А сколько потеряли те парни, которые участвовали в оккупации Ирака? По–моему, не совсем корректно считать ущерб от чужого режима, если твой режим по отношению к другим поступает подобным же образом. По–моему, моральная составляющая в предъявлении подобных исков очень существенна.
А тут что получается? По мнению комиссии, мы, значит, имели именно
демографические убытки от людей, “которые приехали в республику после ее присоединения к СССР”. Казалось, надо бы нам набраться ума от такого печального опыта и не повторять его уже собственными руками. Но — не тут–то было. Гарантирует ли комиссия, что ожидаемый поток гастарбайтеров или “новая эмиграция” не нанесет Латвии подобный ущерб, а приведет к демографической революции? На днях не кто иной, а глава Службы анализа информации заявил, что — в связи с кризисом Африка получит меньше помощи от США, а потому Европу, а значит, и нас захлестнет “огромная волна иммигрантов из Африки”. Во счастье–то привалит! Демографических проблем не станет за девять месяцев. И — никакого ущерба.
Комиссия по поводу такого расклада, конечно, опять–таки может уйти с головой в песок и сказать — мы так не считаем, это не наша компетенция. Или опять заявить — то были мигранты, засланные сюда плохой оккупационной властью, а тут речь о своих дорогих и столь необходимых нам гастарбайтерах.
И все же я клоню к тому, что нелепо, по–моему, мерять мух котлетами или котлеты — мухами. Качество любого дела должно быть оценено характерными для этого дела параметрами. Политика политическими, экономика экономическими, демография демографическими… Лишь тогда можно получить правдоподобную, а не заполитизированную до абсурда картину ущерба. Сейчас он подсчитывается якобы математически, а оценивается чисто политически.
И, если мух не мерять котлетами, то по теме ущерба можно прийти и к каким–то конкретным итогам. Конечно, имея при этом нормальные отношения с Россией. Эти конкретные, материальные результаты, думаю, не будут оптовыми.
Они будут касаться конкретных лиц или конкретных событий, приведших к явному ущербу. И — так как режим наносил ущерб людям по всему пространству СССР, то тут правильная формула была бы “пострадавшие жители Латвии”, а не “пострадавшие латыши”. Например, лагерники, репрессированные могли бы иметь виды на пенсию от России за отработанные (то есть проведенные в лагерях) годы. Возможно, не так, возможно, следует все–таки думать о компенсации за моральный и физический ущерб, нанесенный режимом конкретным людям. Или, на мой взгляд, было бы справедливо компенсировать латвийским людям потерю их собственности в Пыталовском районе (Абрене). И т.п. Возможно, я ошибаюсь, и мудрая комиссия видит, как добиться хоть мало–мальски ощутимого результата, выдвигая требование о возмещении ущерба на уровне отношений “государство против государства”. Но мудрая комиссия по этой части молчит, а я при таком раскладе перспективы не вижу.
А совсем уж печально, если эти подсчеты предлагаются нам вроде утешения в преддверии кризиса, способного нас обанкротить подобно Исландии. Вместо того, чтобы управлять кризисной ситуацией, власти предпочитают сочинять для нас сказки о возможной халяве. Халявы не будет.
“7 секретов”, № 45.
Автор: Виктор Авотиньш