На всю латгальскую Москву четыре мужика 2

Дорога на фоне золотисто-желтой осени промелькнула незаметно, и вот уже мы подъезжаем к Московскому храму на горке, воздвигнутому в 1874 году в честь Покрова Пресвятой Богородицы. Богослужения в нем проводят священнослужители из Даугавпилса, поочередно. Постоянного батюшки нет, поэтому двери храма нам отворила Лидия Фурманчук – староста церкви. В храме, построенном на века из натурального камня, холодно – старая печь не топлена. Да и для кого топить-то, прихода по праздникам наберется человек двадцать, не то что в старые времена, когда до 700 доходило. На церкви – доска памятная, вещающая, что это “Памятник архитектуры Латвийской ССР”. Московский храм единственный в своем роде, где молились старообрядцы и православные вместе – единоверческий значит. Зная о том, что в нем много редких икон, сюда частенько наведывались грабители. Хотя воров поймали и в Санкт-Петербурге судили, обратно в храм иконы не вернулись. Поэтому сегодня из церковной утвари осталось то, что осталось. Чтобы не унесли последнее, провели сигнализацию, решетки на окна установили. А вот на отопление денег не собрать, как и на многое другое. В этом году, на Покров, в храме состоялось тайное венчание. Это было событие, скажу я вам, если учесть, что уж двадцать лет как здесь никто не венчался.

Ольга Севастьяновна Репина, уроженка этих мест, рассказала, что свое название деревня получила потому, что сюда когда-то бежали от притеснений московские старообрядцы. Поселившись здесь, они организовали рыбацкую артель. До Второй мировой войны тут заводили большие семьи – по 8–10 детей в каждой.

У Ольги Трофимовны Николаевой в молодости жених жил в Москве. Вот она за московского-то и вышла. Деревня тогда большая была, а потом с началом всеобщей мелиорации многих переселили в другие места, дома посносили. Раньше большинство работало в Вишкском сельхозтехникуме. Муж Ольги Трофимовны “там трактористом зарабатывал”, а сама она – в техничках. Но власть сменилась – и работы не стало. В 42 года осталась Ольга на своем хозяйстве. Поначалу держала трех коров, сегодня нет ни одной. Невыгодно стало скотину держать.

У Тамары Мельник родители родом из этих мест. Сегодня, выйдя на пенсию, она живет здесь. Вспоминает, что в былое время люди в этих красивых местах жили в достатке, было много молодежи. Дети приезжали помогать родителям по хозяйству. Но постепенно все разрушилось. В Московской сегодня семь домов. В них в основном старики свой век доживают. О том, что домов когда-то было больше, напоминают лишь сады с одичавшими без хозяйской заботы фруктовыми деревьями. Нынче дети и внуки по заграницам работают, а их мамы и бабушки внуков и правнуков воспитывают – тех, которых из Латвии еще не забрали. Да и то сказать, где тут работать? Народ живет натуральным хозяйством, подразумевающим в основном огород: посадил – съел! Скот домашний никто почти не держит. “У меня, правда, есть шесть кур с петухом и две утки. Лисы очень одолевают. Бывало, их отстреливали, а теперь никому дела нет, вот они и повадились кур таскать”, – сетует Тамара.

“Московская” не считается тарифной остановкой. Поэтому водители берут плату до Амбели, хотя до них еще четыре километра колеса крутить.

Озеро Вишки, на берегу которого скромно раскинулась Москва, по словам сторожилов, заболачивается – нет притока чистой воды. А откуда ей взяться, если малые гидроэлектростанции, настроенные по его берегам, этому препятствуют?

В советское время озерные берега чистили просто: пригоняли на берег колхозное стадо и коровы съедали на мелководье прибрежный тростник. Сегодня озеро все больше зарастает.

Еще одна проблема для местных – к озеру так просто уже и не пройдешь. Ушли в прошлое времена, когда при желании в летний зной ты мог в нем искупаться. Нынче новые хозяева, не московские, выкупившие землю рядом с озером, понаставили шлагбаумов, огородили территорию. В общем, “Стой, куда идешь?” А то, что существует прибрежная зона, которая им не принадлежит, собственников волнует мало.

Уже несколько лет подряд московских беспокоят проблемы мелиорации. За трубами никто не смотрит. “У меня два гектара земли, так один в воде стоит из-за того, что мелиорация как надо не работает. Вызывать из фирмы, чтобы починили, средств нет. Живем-то ведь только с пенсии, которая ни бог весть какая, да еще отняли 10%. На всю нашу Москву 4 мужика, – признается Тамара. – Двое из них очень пьющие”.

В Москву, как продолжают называть Московскую в народе, автолавка приезжает раз в неделю, но цены там выше, чем в магазине. Вот такие дела деревенские при почти швейцарских пейзажах – вид с московского холма на озеро открывается великолепный, можно сказать, поэтический. Лодка с рыбачком одиноко скользит по его осенним водам, на берегу новожители (те, что с деньгами) сооружают крепкую баньку из бревен.

Мы собрались уже было уезжать, как одна из женщин, весело улыбнувшись, посоветовала заехать на православный погост памятник оригинальный посмотреть, “с мужским достоинством связанный”. Из любопытства мы с фотографом посетили старое кладбище. Действительно, каменный монумент в ненатуральную величину впечатлял. На квадратном фундаменте какие-то надписи, но разобраться в них невозможно. Явно значится только год – 1864-й. Невозможно предположить, что объект на фоне крестов и впрямь фаллический. Кто бы в то время, да и в наше, мог такое позволить на кладбище, даже если и повод был (одна из москвичек рассказала, что у них ходит легенда о том, что здесь якобы захоронен какой-то военный, чрезмерно озабоченный при жизни любовными утехами).

Чтобы не впадать в грех, мы предположим все-таки, что это часть от некогда полноценного памятника и не достает какого-то завершающего облик фрагмента. Но опять же, где крест в надписях на фундаменте?

В общем, загадку таинственного московского захоронения мы так и не разгадали – домой поехали.

Жанна ЧАЙКИНА